Следующая тренировка начиналась после возвращения Стаса из института, обычно — в три часа дня. Он двадцать раз поднимал штангу, постепенно наращивая вес от шестидесяти до восьмидесяти килограммов, делал тысячу отжиманий: двести на двух пальцах, двести на трех, четыреста на пяти пальцах и снова двести на двух. Иногда менял установку и отжимался тысячу раз на кулаках. Затем отрабатывал приемы на макиваре, лазил по канату, качал брюшной пресс, разгибаясь и поднимаясь двести раз. Собственно тренировочный комплекс, «спецуху» — приемы русбоя, тайдзюцу и айкидо Стас проводил уже вечером, в зале «Динамо» или в залах МИЦБИ под руководством Самандара или Василия. Но фехтованием на мечах Стас занимался только с дядей и только вдали от людских глаз. Изредка к ним присоединялся Вахид Тожиевич, имеющий великолепную коллекцию холодного оружия, еще реже — мастер кэндо, знакомый Василия, когда‑то приехавший из Японии да так и оставшийся в России. Звали мастера Тоява Такэда и мечомкатаной он владел, как бог.

Однако фехтовали Стас и Вапсилий не только японскими мечами — дайто (катаной) и сето (вакидзаси), но и западноевропейскими — французскими хиршфангерами и германскими скрамасаксами, непальскими, филлипинскими кастане, монгольскими илдами, персидскими акинаками, а также тренировались владеть саблями, рапирами, шпагами и кинжалами. Всего этого добра в коллекции директора МИЦБИ хватало, поэтому и занимались холодным оружием все трое чаще в его кабинете, похожем на тренировочный зал.

Больше всего Стас любил работать с русским мечом, особенно двуручным, японской катаной и нин‑то — мечом древних японских шпионов, лазутчиков и диверсантов. Один из таких клинков со скошенным острием и волнистой линией закалки вдоль лезвия подарил ему Такэда. Он же подарил и сайя — ножны для меча, имеющие снимающийся металлический наконечник, который по сути представлял собой кинжал.

Проделав утренний комплекс упражнений, Стас позавтракал, натянул джинсы, рубашку цвета маренго, привычно осмотрелся вокруг в состоянии меоза на предмет поиска предполагаемой опасности, что уже давно стало рефлексом, и сел за руль машины: дядя оставил ему сегодня старенький «фиат‑брава», выглядевший тем не менее куда симпатичней, чем отечественные «жигули» любых моделей.

Освободился он в два часа дня, сдав лабораторную работу по технологии сборки микрочипов. Собрался было домой, но подошел Виктор, увлекшийся в последнее время пирсингом: в левом ухе он носил две сережки, в правом — три и еще по слухам собирался вдеть серьгу в крыло носа. К переживаниям родителей он относился равнодушно, издевки друзей переносил стоически, будучи членом студенческой «партии пофигистов», но при всем том дураком не был и красоту, особенно женскую, ценить умел.

— Слушай, Кот, — сказал он, трогая по привычке мочку уха с тремя бронозовыми сережками. — Тут такое дело… Не хочешь сходить в «Звезду»?

Там сегодня будет выступать клевая танц‑группа «Студия‑Б»…

— Ну и что?

— Понимаешь, девочка там одна танцует, увидишь — обалдеешь. Я хочу с ней познакомиться, а одному идти не с руки, больно уж крутые там ребята в клубе. Ты же у нас каратист…

— Барс.

— Один фиг. В случае чего поможешь.

— Мне будут морду бить, а ты будешь знакомиться, — хмыкнул Стас. — Узнаю друга Витю. Возьми с собой Санчо и еще пару ребят.

— Санчо философ, а не боец, к тому же ему по фигу переживания друга.

Да и денег у него никогда нет. Ну, идешь?

Стас хотел ответить отказом, но вместо этого подумал и согласился.

Ему стало вдруг интересно, что за девчонка смогла увлечь Виктора до такой степени, что он решил с ней познакомиться, не обращая внимания на подстерегающие очевидные неприятности.