Боуман опустился на стул возле девушки, посмотрел на колоду карт с надписью: «Графиня Мари ле Обэно».

– Вы действительно графиня? – спросил Боуман вежливо.

– Вы хотите, чтобы вам погадали по руке? Голос у нее был низким, мягким, мелодичным. Это была даже не леди Макбет, это была Корделия.

– Конечно.

Она взяла его правую руку в ладони, наклонилась над ней, опустив голову так низко, что ее золотисто‑каштановые волосы касались стола. Боуман сидел неподвижно, это было нелегко, но он не смел шелохнуться: две тяжелые слезы упали на его руку. Левой рукой он повернул висящий в углу светильник, и девушка подняла руку, закрываясь от света, но ему хватило времени рассмотреть, что лицо ее красиво, а большие карие глаза блестят от слез.

– Почему графиня Мари плачет?

– У вас длинная линия жизни.

– Почему вы плачете?

– Пожалуйста...

– Хорошо. Почему вы плачете, скажите, пожалуйста?

– Извините. Я расстроена.

– Вы хотите сказать, что у вас что‑то случилось?

– Пропал мой брат.

– Ваш брат? Я знаю, что пропал какой‑то Александре. Все говорят об этом. Это ваш брат? Его не нашли?

Она покачала головой. Ее золотисто‑каштановые волосы касались стола.

– А это ваша мать находится в большой кибитке, окрашенной в зелено‑белый цвет? Она кивнула, но не подняла глаз.

– Ну, зачем слезы? Ведь он не так долго отсутствует. Вот увидите, он скоро появится.

И опять девушка ничего не сказала. Она положила руки на стол, опустила на них голову и беззвучно, но так горько разрыдалась, что ее плечи неудержимо затряслись. Боуман, на лице которого появилось ожесточение, дотронулся до плеча молодой цыганки, поднялся и вышел.

Когда он появился с мрачным видом, Сессиль взглянула на него с некоторым беспокойством.

– Четверо детей, – сказал Боуман тихо. Он взял девушку за руку и повел через арку к переднему дворику.

Ле Гран Дюк в обществе блондинки разговаривал с цыганом крепкого телосложения и с обезображенным шрамами лицом. Он был одет в темные брюки и отороченную оборками не совсем свежую рубашку. Не обратив внимания на хмурый, неодобрительный взгляд Сессиль, Боуман остановился неподалеку.

– Тысяча благодарностей, мистер Коскис, тысяча благодарностей, – говорил ле Гран Дюк с выражением снисходительной любезности. – Очень интересно. Пойдем, Лила, моя дорогая. Хорошего понемножку. Я думаю, мы заработали право перекусить и немного выпить.

Боуман проследил, как они направились к ступенькам, ведущим в патио, затем повернулся и изучающе посмотрел на кибитку, окрашенную в зеленый и белый цвета.

Сессиль сказала:

– Нет.

Он удивленно посмотрел на нее:

– А что плохого в том, чтобы помочь скорбящей матери? Может быть, я смогу успокоить ее, помочь ей чем‑то, возможно, даже принять участие в поисках ее пропавшего сына. Если бы больше людей помогали друг другу в трудную минуту и не боялись попасть в неудобное положение...

– Вы действительно святой человек, – сказала она с восхищением.

– Кроме того, имеется один метод решения такого рода проблем. Если ле Гран Дюк может их решить, то и я могу. Более того, ваши опасения...

Боуман оставил ее и, покусывая кончик большого пальца, что являлось у него признаком дурного предчувствия, поднялся по ступенькам в кибитку.

На первый взгляд казалось, что там никого нет. Затем его глаза привыкли к темноте, и он понял, что стоит в прихожей, ведущей в жилые комнаты, вход в которые можно было найти по полоске света под дверью и звукам женских голосов.