– Не нашли, Ференц? – спросил Кзерда.

– Никаких следов, отец. Мы обыскали весь район. Полицейский вытащил черную записную книжку:

– Где его видели в последний раз?

– По словам матери, менее чем в двух километрах отсюда, – сказал Кзерда. – Мы останавливались на ужин недалеко от пещер.

Полицейский обратился к Ференцу:

– Вы искали в пещерах?

Ференц перекрестился и ничего не сказал. За него ответил Кзерда:

– Нечего задавать такие вопросы. Вы же знаете, ни один цыган не войдет в эти пещеры. Это дьявольское место. Александре – так зовут пропавшего юношу – никогда бы не пошел туда.

Полицейский убрал свою записную книжку:

– Я бы тоже туда не пошел, особенно ночью. Местные жители считают, что в них обитают злые духи. Я тоже родился здесь. Завтра, днем...

– Да он появится гораздо раньше, – сказал Кзерда уверенно. – Много шума из ничего.

– Женщина, которая только что ушла, – это его мать?..

– Да.

– А почему она так расстроена?

– Он единственный сын. А вы знаете, что это значит для матери. – Кзерда слегка пожал плечами. – Я полагаю, мне лучше пойти и поговорить с ней.

Он ушел. Ушел и полицейский, а следом Ференц. Боуман не колебался: он видел, куда направился Кзерда, догадывался, куда пошел полицейский – в ближайший кабачок. Ни тот, ни другой не интересовали его в данный момент. Его заинтересовал только Ференц: было что‑то настораживающее в той стремительности и целенаправленности, с какими он прошел через арку к месту стоянки автомобилей. Что он собирался делать? Боуман неторопливо последовал за ним и остановился под аркой.

Справа от стоянки автомобилей находились четыре павильона предсказательниц судьбы, окрашенные в традиционно яркие цвета. Первый в этом ряду принадлежал некой мадам Мари‑Антуанетт, которая, как гласила надпись, возвращала деньги, если клиент был не удовлетворен предсказанием своей судьбы. Боуман поспешно вошел туда, но не потому, что отдавал предпочтение членам королевской семьи, и не в целях экономии, а потому что Ференц, входя в самый дальний павильон, остановился на мгновение и бросил в эту сторону быстрый взгляд. На лице Ференца безошибочно читалась усиливающаяся подозрительность. Боуман вошел в павильон.

Мари‑Антуанетт была седовласой старухой с глазами цвета полированного красного дерева и провалившимся беззубым ртом. Она внимательно смотрела на кристаллический мутный шар, прозрачность которого была утрачена, потому что его уже давно не чистили. Гадалка уверенно рассказала Боуману о продолжительности его жизни, судьбе, здоровье и счастье, взяла четыре франка и отключилась, что означало окончание сеанса. Он вышел. Возле павильона стояла Сессиль, помахивая сумкой, что можно было бы принять за откровенное кокетство. Она взглянула на Боумана с явно неуместным в данной ситуации наигранным весельем.

– Изучаете человеческую натуру? – спросила она ласково.

– Мне не следовало бы вообще туда ходить. – Боуман снял очки и огляделся вокруг, близоруко щурясь. Распорядитель тира, расположенного напротив, коренастый парень невысокого роста, с лицом боксера, чья карьера внезапно оборвалась, нагло рассматривал его. Боуман надел очки и взглянул на Сессиль.

– Ваша судьба? – спросила она озабоченно. – Что‑то неприятное?

– Хуже. Мари‑Антуанетт сказала, что я женюсь через два месяца. Она, наверное, ошибается.

– Да, вы не из тех, кто женится, – ответила Сессиль с симпатией и кивнула на следующий павильон. – Я думаю, вам следует узнать еще одно мнение о своей судьбе у мадам... как ее имя?

Боуман прочел зазывающую надпись: «Мадам Зеттерлинг», затем взглянул через стоянку автомобилей на тир.