– Небольшое растяжение, ничего особенного. – Явная напряженность не только отражалась на лице священника, но и ощущалась в его голосе.

– А! Но вы знаете, как внимательно должны относиться к таким растяжениям: возможны серьезные осложнения. Да, очень серьезные. – Ле Дюк снял свой монокль и, держа его за кончик толстого черного шнурка, начал раскачивать, словно маятник, внимательно разглядывая Серла. – Не мог ли я видеть вас где‑нибудь раньше? Я не имею в виду монастырь. Да, да, конечно, около отеля, сегодня утром. Странно, но я что‑то не припоминаю, чтобы вы хромали. Но тогда я... Боюсь, мое зрение... – Он водрузил монокль на место. – Благодарю вас еще раз. И следите за растяжением. Отнеситесь очень серьезно к этому, мсье ле Кюр. Ради собственного же блага.

Ле Гран Дюк спрятал записную книжку во внутренний карман и величественно удалился. Кзерда посмотрел на Серла: незабинтованная часть его лица не отразила никаких чувств. Серл, в свою очередь, облизнул пересохшие губы, не произнес ни слова и повернулся, чтобы уйти.

Даже очень наблюдательный человек, хорошо знающий Боумана, не смог бы опознать его в субъекте, который сидел за рулем сверкающего голубого «ситрое‑на», припаркованного в проходе позади отеля. На нем были белая широкополая шляпа, темные очки, ядовито‑голубая в белый горошек рубашка, украшенный вышивкой черный жилет без пуговиц, молескиновые брюки и высокие сапоги. Цвет лица Боумана стал еще смуглее, а усы больше. На заднем сиденье лежала его сумка.

С противоположной стороны открылась передняя дверца, и, растерянно моргая, на него уставилась Сессиль.

– Я не кусаюсь, – бросил Боуман с усмешкой.

– Боже мой! – Она юркнула на сиденье. – Что, что это за маскарад?

– Я пастух, один из многих. Я же сказал тебе, что ездил за покупками. Теперь очередь за тобой!

– А что в сумке?

– Мое пончо, конечно.

Она критически взглянула на него, что уже стало для нее привычным. И он повез ее в тот самый магазин готового платья, в котором они уже побывали раньше, этим утром. Спустя некоторое время хозяйка магазина снова хлопотала возле Сессиль, без умолку рассыпая комплименты и сопровождая их соответствующими жестами. Сессиль на этот раз была одета в праздничный костюм арлезианки, состоящий из длинного свободного темного, украшенного вышивкой платья с вырезом, отделанным белым рюшем, и шляпы с вуалью. Под шляпой был темно‑рыжий парик.

– Мадам выглядит фантастически! – возбужденно ворковала хозяйка магазина.

– Мадам соответствует цене, – сказал Боуман смиренно.

Он отсчитал еще несколько банкнотов и повел Сессиль к «ситроену», в который она села, расправив свое дорогое платье, чтобы не измялось.

– Очень красиво, должна сказать. А тебе нравятся красиво одетые девушки?

– Только когда вокруг меня преступники. Но дело не в этом. Понимаешь, со мной вместе видели темноволосую цыганку. А теперь ни одна страховая компания в Европе не сможет найти ее.

– Понимаю! – Сессиль с трудом улыбнулась. – Все эти хлопоты ради твоей будущей жены?

– Конечно! Ради кого же еще? Дело в том, честно говоря, что непозволительно терять помощника в такой сложный момент.

– Мне это никогда не приходило в голову.

Боуман подогнал «ситроен» ближе к кибиткам румынских и венгерских цыган на площади, остановился, вышел из машины, распрямил затекшую спину и повернулся. Едва он это сделал, как столкнулся с огромным, не спеша прогуливающимся господином.