He calls me Charlie Mason

A stargazer am I

It seems that I was born

To chart the evening sky

They'd cut me out for baking bread

But I had other dreams instead

Какая разница, о чём мы мечтали, если важнее – кого из нас сделали.

2

Телефон – зло. Мобильный телефон, соответственно, переносное зло. Липкое, как забытая в кармане карамелька без обёртки. Вот раньше, веке в девятнадцатом, как было? Если надо найти некоего человека, посылали гонца, старательно объяснив ему, кого, где и зачем необходимо отыскать и что именно передать – запиской или на словах. И если вестник не заблудится, не завернёт на манер конвоиров Швейка в ближайшую пивницу, не будет съеден по дороге драконами, волками, крокодилами (подставьте нужное, исходя из времени и места), то – возможно! – доберётся до адресата. И обнаружит, что тот давно умер.

Прекрасные были времена, не то, что сейчас.

Мякиш выругался вполголоса, приложил палец к губам, чтобы Полина, которую он вёз обратно в парикмахерскую, случайно не сказала что-нибудь вслух, и ткнул кнопку громкой связи. Встревоженный голос Алины Евгеньевны наполнил тесный салон «логана».

– Антон Сергеевич, удобно говорить?

Ох, уж этот нынешний этикет. Вот скажет он, что неудобно, она же перезвонит через три минуты. Если в постели чем занят, возможно, успеет, а вдруг в туалете? Тогда без шансов.

– Да, Алина. В офис еду, что стряслось?

– Я… Я даже не знаю, что и сказать: опять «мышка» пропала. Мне работать надо, а тут шутки такие дурацкие.

– В шкафу запасные. Я же Танюше сказал. Что у вас там за приступ клептомании?!

– Не знаю, Антон Сергеевич. Я последнюю возьму, если что. Больше нет, только стопка клавиатур.

Алину Евгеньевну, в отличие от остального коллектива, заподозрить в мелких розыгрышах было нельзя. У неё вообще с чувством юмора беда, да и голос аж дрожит: на нервах женщина. Полина, в начале разговора улыбавшаяся – слава Богу, молча, – под конец тоже сделала серьёзное лицо. То ли женская солидарность, то ли некоторая эмпатия, почувствовала, что та не шутит.

– Новые купим, – беспечно сказал Мякиш. – Но вообще-то разобраться надо. Я ставлю на Олонецкого, он у нас самый шутник, ему по национальности положено, они все комики. Только почему «мышки»? Спёр бы у Анатольича сразу сейф. Вдвоём с Сажиным подняли бы и унесли, а содержимое честно поделили. Всё лучше, чем каждый день на работу ходить.

Настроение, испорченное пьяным поэтом и создателем сайтов, улучшилось. Появилась та самая лёгкость, с которой и надо жить в нашем тревожном мире. Существование от этого не меняется, но хотя бы можно высмеять происходящее.

– Это вы… шутите? – осторожно уточнила Алина.

Мякиш не выдержал и рассмеялся, подтвердив её догадки. Потом сказал, что скоро будет и завершил дурацкий разговор. Мышки, блин… У них задача неподъёмная, времени неделя, а они там в офисе ерундой страдают. В тяжёлой форме.

Полина выпорхнула из авто, поцеловав Антона напоследок: уже как следует, долго и сладко. Похлопала ресницами, уточнила как бы вскользь:

– Вечером никак, солнышко?

– Никак, – эхом отозвался Мякиш. – Пока эту долбаную ракушку не продадим, вообще никак. Шеф с живых не слезет, я же рассказывал. Позвоню потом.

Полина грустно улыбнулась, кивнула и захлопнула за собой дверцу машины.

Парковка была наполовину пуста, не все вернулись ещё с обеда, поэтому Антон пристроил «логан» значительно удачнее, чем с утра, почти у самого бокового входа в холл. Ступеньки, коридор, лифт, пара фраз с шапочно знакомым менеджером Василием с четырнадцатого этажа, а вот и родной офис.