И что за радости в чужбине,

         В его плену, в его судьбине?

         Не мог он прежнее забыть…

         Хотел он благодарным быть,

         Но сердце жаркое терялось

         В его страдании немом,

         И как в тумане зыбком, в нем

         Без отголоска поглощалось!..

         Оно и в шуме, и в тиши

         Тревожит сон его души.

XXII

         Всегда он с думою унылой

         В ее блистающих очах

         Встречает образ вечно милый.

         В ее приветливых речах

         Знакомые он слышит звуки…

         И к призраку стремятся руки;

         Он вспомнил всё – ее зовет…

         Но вдруг очнулся. Ах! несчастный,

         В какой он бездне здесь ужасной;

         Уж жизнь его не расцветет.

         Он гаснет, гаснет, увядает,

         Как цвет прекрасный на заре;

         Как пламень юный, потухает

         На освященном алтаре!!!

ХХIII

         Не понял он ее стремленья,

         Ее печали и волненья;

         Не думал он, чтобы она

         Из жалости одной пришла,

         Взглянувши на его мученья;

         Не думал также, чтоб любовь

         Точила сердце в ней и кровь;

         И в страшном был недоуменье…

         . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

         Но в эту ночь ее он ждал…

         Настала ночь уж роковая;

         И сон от очей отгоняя,

         В пещере пленник мой лежал.

XXIV

         Поднялся ветер той порою,

         Качал во мраке дерева,

         И свист его подобен вою —

         Как воет полночью сова.

         Сквозь листья дождик пробирался;

         Вдали на тучах гром катался;

         Блистая, молния струёй

         Пещеру темну озаряла,

         Где пленник бедный мой лежал,

         Он весь промок и весь дрожал…

         .