Федор Иванович вдумчиво пожевал губами, поглядел на ожившую в тепле муху, которая безбоязненно разгуливала по давно не беленному потолку. Как всегда, его мучили недобрые предчувствия… Какие там добрые – посадят в камеру одиночку, по утрам – кружка подслащенного кипятка с куском черствого хлеба, в обед – баланда, на ужин – собственный кулак.

– Ну, помню, – рассеянно ответил он, поглощенный «разглядыванием» будущего несчастного узника. – Я тогда все тебе рассказал…

– Может быть, что нибудь запамятовал? – с надеждой внятно проговорил следователь. – Кто тогда дежурил из сторожей?

– Сашка Деев… Погоди! – закричал инженер, изо всех сил ударяя себя по лбу раскрытой ладонью. – А ведь, действительно, забыл!… Правда,. так себе, мелочь. Ты смеяться станешь…

– Не буду смеяться. Говори.

Машкин ощутил себя, если не знаменитым Мегре, то – ближайшим его помощником. В голове зашелестели страницы прочитанных детективов.Завязшая в сознании горестная картинка тюремной камеры, голодного и холодного узника почему то обесцветилась и перестала терзать.

– Когда Басов с приятелями вышел из вагончика, Деев поднялся со скамейки, снял шапчонку… Впрочем – чистейшая ерунда, мало ли с кем так здоровается охранник…

– Говори, заячья душа, раскалывайся, лысый чертяка!

Бабурин с такой силой встряхнул трусливого свояка, что у того в карманах забренчали ключи и медяки. Как это ни странно звучит, но встряска пошла на пользу – вытряхнула из головы инженера книжные версии, заставила думать о настоящем.

– Показалось мне – они переглянулись. Тощий Хвостов и толстый Сашка. Будто поздоровались…

Очередной кирпичик лег на свое место. Значит, организатор и заказчик убийства банкира давно знаком с исполнителем, киллером. Что и требовалось доказать…

За день до ареста Машкин позвонил Любовь Трофимовне. Во избежании сбоев рядом с трусливым инженером сидел Бабурин. Инструктируя свояка, с удовольствием жевал сестрины пирожки с капустой и яблоками. По части выпечки Татьяна – непревзойденная мастерица. Что пироги, что плюшки, что печенье – в буквальном смысле оближешь пальчики. Бабурин незаметно убрал вторую тарелку пирожков и нацелился на третюю.

Жевал и невнятно говорил.

– Потребуешь положить на счет в сбербанке обещанную сумму. Понял? – ошеломленный предстоящей отсидкой в тюрьме, Федор Иванович, не в силах вымолвить ни слова, обреченно качает лысой головой. – Если не поверит, предложи ей либо присутствовать при аресте рядом с домом, либо убедиться возле входа в Бутырку… Дошло? Скажи, как только на счете появятся денежки – немедленно напишешь чистосердечное признание. Не раньше.

Все получилось на удивление удачно.

– Вы мне не верите? – обиженно «всплакнула» вдова. – Скажите, Федор Иванович, чем я заслужила такое к себе отношение? По моему, всегда была обязательной, никого никогда не обманывала. Тем более, вас… тебя.

Подстегиваемый суровыми взглядами свояка, Машкин держался молодцом.

– Время такое, Любовь Трофимовна, ничего не поделаешь. У нас – чисто деловые отношения, а они основываются на известном принципе: доверяй, но проверяй. Я рискую больше, чем вы: не деньгами – самой жизнью, свободой. Поэтому просто обязан убедиться в том, что не обманут, что мои страдания «оплачены»…

– Может быть, вы и правы, – задумчиво проворковала женщина. – Хорошо. Завтра же деньги будут положены на ваш счет. Будьте любезны продиктовать мне номер филиала сбербанка, его адрес, ну и все остальные реквизиты…

Любовь Трофимовна – не наивная девчонка, она не может не понимать: ее могут обмануть, жестоко обмануть, слишком быстрое согласие лысого инженера о многом говорит.