Лестер сознавал свою вину, но гордость придала ему силы. Он медленно поднял голову; лицо его потемнело и напряглось, но он спокойно ответил:

– Моя голова может упасть только по приговору пэров. К ним я и обращусь за правосудием, а не к государыне, которая так воздает мне за мою верную службу!

– Что такое, милорды? – воскликнула Елизавета, озираясь по сторонам. – Кажется, нам оказывают открытое неповиновение в замке, который мы сами подарили этому гордецу! Милорд Шрусбери, вы маршал Англии, арестуйте его за государственную измену!

– Кого имеет в виду ваше величество? – спросил пораженный Шрусбери, так как он только что подошел к кружку оцепеневших придворных.

– Кого могу я иметь в виду, кроме этого предателя Дадли, графа Лестера! Кузен Хансдон, вызовите отряд ваших телохранителей и немедленно заключите его под стражу! Торопитесь, негодяй, я приказываю!

Хансдон, суровый старый вельможа, который благодаря родству с Болейнами привык относиться к королеве с большей независимостью, чем кто бы то ни был другой, резко ответил:

– А если ваше величество завтра отправит меня в Тауэр за то, что я слишком поторопился исполнить приказ? Умоляю вас, наберитесь терпения.

– Терпения! Творец всемогущий! – воскликнула королева. – Не произноси при мне этого слова – ты не знаешь, в чем он виновен!

Эми, успевшей за это время немного опомниться, показалось, что ярость оскорбленной королевы грозит ее супругу смертельной опасностью, и тут же (увы, сколько женщин поступали точно так же!) она забыла и собственные горести и опасность, нависшую над ней самой. Тревожась только за него, она упала к ногам королевы, обняла ее колени и воскликнула:

– Он невиновен, государыня! Он невиновен! Никто не может ни в чем обвинить благородного Лестера!

– Как, милочка, разве ты сама не сказала, что графу Лестеру известна вся твоя история?

– Разве я сказала это? – повторила несчастная Эми, отбросив всякую заботу о последовательности своих слов и о своих интересах. – О, если так, я низко оклеветала его! Бог свидетель, я знаю, что у него и в мыслях не было причинить мне зло!

– Женщина! – закричала Елизавета. – Я хочу знать, кто толкнул тебя на это! Говори, или мой гнев – а гнев королей подобен пламени – испепелит и уничтожит тебя, как брошенную в печь былинку!

При этой угрозе в душе Лестера проснулись лучшие чувства, и гордость заговорила в нем. Он понял, что навсегда запятнает себя позором, если воспользуется великодушным вмешательством жены, а ее, в награду за такую самоотверженную любовь, оставит во власти негодующей королевы. Он уже поднял голову, чтобы с достоинством благородного человека признать свой брак и объявить себя защитником графини, как вдруг появился Варни, рожденный, по‑видимому, для того, чтобы стать злым гением своего господина. Волосы и одежда его были в беспорядке, а лицо взволновано.

– Что это за дерзкое вторжение? – спросила Елизавета.

Варни с видом человека, совершенно подавленного горем и стыдом, простерся у ее ног, восклицая:

– Простите, государыня, простите!.. Меня, меня одного карайте, если я заслужил наказание, но пощадите моего благородного, великодушного, ни в чем не повинного господина!

Эми, все еще стоявшая на коленях, вскочила, увидев рядом с собой этого ненавистного ей человека, и хотела было броситься к Лестеру, но ее сразу остановило выражение нерешительности и даже робости, которое показалось на лице графа, как только появление его наперсника положило начало новой сцене. Она вскрикнула, отшатнулась и стала умолять королеву, чтобы ее заточили в самую глубокую темницу замка.

– Поступите со мной как с самой ужасной преступницей, – восклицала она, – только избавьте от присутствия этого отвратительного, бесстыдного злодея, пока я совсем не лишилась рассудка!

– Но почему, моя милая? – спросила королева, движимая новым чувством.