|
Колдуэлл отвел глаза и стал думать о далеком: о зеленых полях, о Харикло, некогда стройной и юной, о Питере, - когда мальчик был совсем еще маленьким, он сажал его в стульчик на колесиках, к которому был приделан руль, и, подталкивая раздвоенной палкой, катал по улицам под каштанами. Они были бедны и не могли купить коляску; сынишка научился рулить, не рано ли? Он беспокоился о сынишке, когда не был слишком занят. - Ну, Джордж, теперь держитесь, - сказал Гаммел. Стрела подалась назад и выскользнула из раны, полоснув по ноге болью. Гаммел выпрямился, красный не то от жара горелки, не то от удовлетворения. Трое его тупоголовых помощников сгрудились вокруг и смотрели на серебристый стержень с окровавленным кончиком. Лодыжка Колдуэлла, наконец-то освобожденная, сразу обмякла, расслабла: ботинок как будто медленно наполнялся теплой жидкостью. Боль окрасилась в другой цвет, ее спектр сулил исцеление. Его тело это понимало. Боль, ритмично пульсируя, подступала к сердцу - дыхание природы. Гаммел нагнулся и поднял что-то с полу. Поднес к носу, понюхал. Потом протянул Колдуэллу. Это был еще не остывший наконечник стрелы. Трехгранный, отточенный до того, что ребра изгибались плавными дугами, он казался слишком изящным, чтобы нанести такую рану. Колдуэлл заметил, что ладони Гаммела в пятнах от напряжения и усилий; лоб тонкой пленкой покрыла испарина. Он спросил: - Зачем вы ее нюхали? - Думал, вдруг она отравленная. - Ну и как? - Не знаю, от нынешних детей всего ждать можно, - ответил Гаммел и добавил: - Ничем не пахнет. - Вряд ли они это сделали, - убежденно сказал Колдуэлл, вспоминая лица Ахилла и Геракла, Ясона и Асклепия, благоговейно ловивших каждое его слово. - И откуда только у детей деньги, хотел бы я знать, - сказал Гаммел, словно стараясь отвлечь Колдуэлла от мрачных раздумий. Он поднял стальной стержень и обтер кровь перчаткой. - Хорошая сталь, - сказал он. - Такая штука стоит недешево. - Отцы дают деньги паршивцам, - сказал Колдуэлл. Теперь он чувствовал себя крепче, мысли прояснились. Надо идти в школу, на урок. - Слишком много завелось у людей денег, - сказал старый механик с усталой злобой. - Вся дрянь, какую в Детройте делают, нарасхват. Его лицо снова стало серым от ацетиленового загара; морщинистое и дряблое, как смятый листок фольги, оно казалось почти женственным в тихой печали, и Колдуэлл забеспокоился. - Эл, сколько с меня? Я должен идти. Зиммерман с меня голову снимет. - Ничего не надо, Джордж. Бросьте. Я рад был вам помочь. - Он засмеялся. - Не каждый день приходится перерезать стрелу в ноге. - Но мне, право, совестно. Я вас попросил как мастера, как специалиста... И он сунул руку в карман, будто полез за бумажником. - Бросьте, Джордж. |
