– Да, но...

– Я не закончил, Валентина Васильевна... У вас, естественно, может возникнуть, если уже не возник, вопрос: почему, собственно, столь незначительным эпизодом занимается сам председатель КГБ? Вы, надеюсь, понимаете, что я весьма далек от переоценки собственной личности, речь идет об уровне, и только... Так вот, еще позавчера я бы этим делом не занимался и, значит, не было бы самого вопроса, а сегодня – извольте. Сами того не подозревая, вы угодили в довольно скверную историю. Случайное совпадение, просто невероятное, но угодили, Валентина Васильевна, и я, право, не знаю, что с вами делать...

– Юрий Владимирович, простите Бога ради, но я решительно не понимаю, о чем идет речь?

– Попытаюсь объяснить. Как по вашему, что такое КГБ?

– Ну... – я помялась, подыскивая наиболее мягкие слова, – это...

– Не мучайтесь. В глазах мирового общественного мнения – это символ зла, вероломства, насилия и полной безнравственности. Во многих странах нашей организацией пугают, как инфекцией, чумой. Ну а теперь вообразите, Валентина Васильевна, что нам действительно необходимо выполнить весьма деликатную миссию, например, провести встречу с известным на Западе деятелем культуры, науки или религии. Понятно, что на прямой контакт он не пойдет...

– Для этого существуют посольства, атташе по культуре...

– Они тоже значатся в той книге, которую цитировал ваш редактор.

– Но тогда...

– Не ломайте себе голову – эту проблему уже прокачали умные люди. Тогда и возникает необходимость в личностях популярных, известных, ие запятнавших себя ортодоксальными высказываниями и не числящихся в штате «кремлевских прихлебателей».

– А если те, о ком вы говорите, откажутся выполнять ваши поручения, что тогда?

– Не откажутся.

– Почему? Разве тог же Юлиан Семенов или Всеволод Овчинников не могут себе такого позволить? Их хорошо знают на Западе, они достаточно популярны, чтобы даже КГБ не мог оказать на них нажим и вынудить делать то, что они считают невозможным для себя.

– А зачем вынуждать?.. – Андропов вытер пальцы салфеткой, снял очки, отчего глаза его стали совсем маленькими и какими то бесцветными, и в упор посмотрел на меня: – Своим успехом у читателей и свободой передвижения по всему свету эти люди целиком и полностью обязаны нам. Так что, уважаемая Валентина Васильевна, с ними ясно. А вот что мы будем делать с вами, так неосторожно вломившейся в сферу одной из важнейших государственных тайн?..

Я почти физически ощущала, как вся моя воля, интеллект и жалкие остатки логики, все мои возвышенные и не лишенные девичьего романтизма представления бывшей комсомольской активистки

о свободе личности и силе слова – все это осыпалось с меня, как шелуха, оставляя после себя какой то первобытный, животный страх. От этого страха я оцепенела, слова первого кагэбэшника страны доносились до меня, как через ватную подушку, приглушенно и туно. В этот момент меня можно было запросто размазать по стене черенком алюминиевой ложки. Господи, за что?..

– Я жду, Валентина Васильевна, – тактично напомнил о своем присутствии Андропов.

– Юрий Владимирович, – я глубоко вздохнула, набираясь мужества и нахальства, на какие только была способна, – я по прежнему не могу осознать всю глубину совершенной мною глупости, а потому прошу прикончить меня прямо здесь, на даче, и, если можно, из вашего личного оружия, но только сразу и в голову, чтобы я не мучилась в агонии...

На лице моего собеседника не дрогнул ни один мускул. Несколько секунд он рассматривал меня в упор, но я выдержала этот взгляд. Когда находишься в полуобморочном, подводном, я бы сказала, состоянии, то видишь только мутно стальные, похожие на пуговицы глаза акулы, даже не вдумываясь, чьи они.