Когда находишься в полуобморочном, подводном, я бы сказала, состоянии, то видишь только мутно стальные, похожие на пуговицы глаза акулы, даже не вдумываясь, чьи они. Впрочем, спустя какое то время взор председателя вдруг потеплел, словно в разгар тяжкой работы по искоренению скверны в родном отечестве он вспомнил о своей малолетней внучке, пускающей на радостях радужные пузыри соплей.
– Вы подходите нам, Валентина Васильевна.
– В каком смысле?
– А в каком смысле вы бы хотели нам подходить?
– Нам – КГБ СССР, или нам – Юрию Владимировичу Андропову?
– Ваши коллеги отзывались о вас как о женщине с весьма своеобразным чувством юмора...
– Вы не ответили на мой вопрос.
– А вы – на мой.
– Но...
– Хватит! – Андропов легонько хлопнул но столу своей ухоженной белой рукой и поднялся с кресла. – Скажите, Валентина Васильевна, вы бывали когда нибудь в Аргентине?
– Естественно, не бывала.
– Хотели бы?
– А вы как думаете?
– Вам что нибудь говорит такое имя – Хулио Кортасар?
– Юрий Владимирович, Бога ради! Если вы скажете сейчас, что и он работает на КГБ, я застрелюсь без вашей помощи!
– По всей видимости, вы чрезмерно увлекаетесь кофе. С такими нервами просто необходимо пить на ночь настой шиповника...
Андропов медленно (он все делал подчеркнуто медленно) подошел к настенному календарю, какое то время молча его разглядывал, после чего повернулся ко мне. По губам председателя скользила тонкая улыбка:
– Сегодня двадцать шестое ноября. Третьего декабря в Буэнос Айресе начинается международный симпозиум по творчеству Кортасара...
– Его надо убрать?
– Не злоупотребляйте моим терпением, Валентина Васильевна, – Андропов снова сиял свои тонкие, в золоченой оправе, стекла и, как все очкарики, начал массировать переносицу большим и указательным пальцами. – Я ничего не имею против подобной реакции на деловой разговор. Однако мне бы не хотелось думать, что вы не до конца осознаете важность происходящего...
– Юрий Владимирович, насколько я понимаю, вы меня... э э э... вербуете?
– Уже завербовал.
– Вот так сразу, без клятв на огне и росписей кровью?
– Не будьте ребенком и перестаньте паясничать! В конце концов, это вам не идет. Не я предлагал вам заниматься частным сыском. Не я был автором идеи вашего внедрения в среду советских интеллектуалов. И не я прикрывался вашим именем в разговоре с Сенкевичем, а вы – моим.
– Но я же не думала...
– Думать надо в любой ситуации, – прервал меня Андропов. – А за ошибки, как вы, наверно, читали в детективной литературе, приходится платить. Впрочем, ваша плата будет достаточно мизерной. Вернее сказать, вам даже повезло. И крупно.
– В чем же мне так повезло? – я начала закипать и, как всегда, забыла, что в некоторых ситуациях это выглядит не совсем уместно. – В том, что вы говорите таким тоном, каким со мной никто никогда не разговаривал? В том, что навязываете мне обязанности, от которых меня всю жизнь тошнило? В том, что принимаете решения за меня, чего я никогда и никому не позволяла?
– Вы все сказали?
Я кивнула, поскольку обвинительная речь отняла у меня последние силы.
– Вы заблуждаетесь так глубоко, что, право, нет уже никакого смысла вас разубеждать. Оставайтесь при своем мнении, в конце концов, не в том суть. Помните об одном: вы не подписали ни одной бумаги, не дали ни одного обязательства, вы совершенно свободный человек. Всего хорошего, Валентина Васильевна!
От неожиданности я икнула. А Андропов вновь уселся в кресло, взял какую то газету и углубился в чтение. Поняв, что аудиенция окончена, я встала и медленно, словно загипнотизированная, направилась к двери. |