«Да, как же, позвонит мадам Брежнева британскому барону с еврейской фамилией в Буэнос Айрес и станет трепаться с ним по испански...»

Вдруг наступила гнетущая тишина.

Голос, ставший для меня за эти короткие секунды родным и близким, умолк, и я услышала густое сопение утомившегося барона.

Он аккуратно положил трубку, начал внимательно рассматривать глушитель пистолета, а потом, совершенно неожиданно для столь драматической ситуации, вздохнул. Надо было действовать, что то говорить, как то выворачиваться, а я, что случалось со мной крайне редко, утратила дар речи, испытывая только растущие физиологические позывы.

– Ну? – Гескин оторвал наконец взгляд от комплектующей детали авторучки «паркер».

– Сэр Джеральд, – выдавила я, – что бы вы там ни решили, позвольте мне все таки сходить в туалет. В конце концов, я женщина и просто обязана думать о том впечатлении, которое произведу на аргентинских патологоанатомов при вскрытии...

– Да, – протянул барон невпопад, – кадры они всегда умели готовить...

– Вы о ком?

– Вы, кажется, хотели в туалет? Так идите. Только не вздумайте выкинуть какой нибудь фортель. И не запирайте дверь!

– Господи, к чему столько предосторожностей? Вы можете пойти вместе со мной. Ручаюсь, это будет упоительное зрелище...

– Не злоупотребляйте моим терпением, госпожа Мальцева! Иначе...

– ...Иначе вы застрелите меня без глушителя? Ну хорошо, хорошо, – примирительно добавила я, увидев, как сверкнули глаза Гескина. – Пять минут – и я вновь в вашем распоряжении...

Я бодренько направилась к туалету, но внезапно остановилась как вкопанная. Мне вдруг стало страшно. Я представила себе, как Гескин за моей спиной поднимает пистолет и...

Я медленно повернулась.

– Что еще? – раздраженно спросил барон, уже усевшийся в глубокое кожаное кресло.   Вас надо подержать над унитазом, пока вы не сделаете пи пи?

– Размечтался! – буркнула я себе под нос и смело задернула шторку. Может быть, потому, что я наконец облегчила душу и все остальное или но какой то другой причине, но, отсидевшись на унитазе и приведя себя в порядок в ванной перед венецианским зеркалом изумительной красоты, я немного успокоилась. Настолько, что почувствовала в себе силы рассуждать здраво.

Интуитивно я уже знала, что смертельная угроза – правда, в самый последний момент – миновала. Что то произошло. Что то такое, что в корне изменило планы барона и по меньшей мере отдалило мою смерть. «Почему он хотел пристрелить меня? – думала я, бессмысленно водя щеткой по волосам. – Что я такого сделала, что сказала, чем вызвала такую реакцию? Относительно моей персоны Гескин имел инструкции. Наша встреча в «Рице» была запланирована. Если она и была неожиданной, так только для Эдмонды Шарль Ру. Хотя теперь, после всего происшедшего, я бы не очень удивилась, если б узнала, что высокочтимая французская писательница тоже как то причастна к фокусам «конторы». Ладно, здесь все в порядке, идем дальше...

Вылазка в «Жокей клуб» тоже входит в рамки легенды: встретились случайно, вместе летели, старый волокита решил приударить за молодой женщиной... Все выглядит совершенно правдоподобно. Я не должна была знать о его связи с КГБ? Но что это меняет? Видимо, я форсировала события, случайно разгадав суть их довольно простой комбинации против Телеваио, в которой мне отводилась роль приманки, дуры патриотки, поддавшейся чарам КГБ ради даровой экскурсии к антиподам.

Конечно, это не входило в планы Гескина. Но взять пистолет и пристрелить подданную СССР в собственном номере? Нет, это невозможно, фарс какой то, дешевка! Гескин кичится своим происхождением, у него безупречная репутация, влияние, деньги, а если он таки пашет на КГБ, то его «второе дно» наверняка создавалось несколько десятков лет, в него, должно быть, всадили миллионы.