– Ну конечно! – охотно поддакнула я. – Мы с вами, рожа твоя пошлая, совершенно не знакомы. Так что сейчас я, как порядочная женщина, пошлю тебя куда подальше, чтобы не приставал к советской специалистке по творчеству Кортасара!

– А вот и нет! – Витяня очень изящно огляделся, удостоверился, что остальные участники симпозиума занимаются в кулуарах привычным делом, то есть треплются и пожирают сэндвичи, и продолжал: – Мы с тобой, Валентина Васильевна, как раз очень хорошо знакомы. Ну, всиомни, напряги свои куриные мозги, неужели не узнаешь Курта Мельцера, твоего обаятельного коллегу из

венского «Курира»? Ну? Мы еще вместе работали в пресс центре Московского кинофестиваля!

– Курт! – завопила я дурным голосом. – Старый ты австрийский хрен! Как же я могла забыть тебя!

Несколько человек оглянулись на мой рев половозрелой слонихи, впрочем без особого интереса.

– Не переигрывай! – прошипел Витяня, не меняя благостного выражения лица. – Ты не в школьном драмкружке. Узнала и будя!

– Курт, еб твою мать! – воскликнула я, но уже на тон ниже. – Так ты прилетел сюда специально, чтобы сообщить мне, что ты уже не Мишин?

– И за этим тоже, – ухмыльнулся Витяня. – Как дела?

– Классно!

– Да?

– А что, непохоже?

– Нам надо бы покалякать.

– Неужели опять в «мерседесе»?

– В баре «Плазы». В восемь.

– Как старым друзьям?

– Скорее как соотечественникам.

– Насколько мне помнится, по паспорту я по прежиему гражданка СССР, а не Австрии. Так что венский волк тебе соотечественник!

– Может, заткнешься?

– С какой стати? Мы же в свободной стране, господин Курт Мишин. Это у тебя имен и подданств – как блох у дворняжки. А я в служебной командировке от любимой родины, между прочим...

– Надеюсь, ты шутишь?

– А если не шучу?

– Лучше б шутила...

– Все. Испугал до смерти. Шучу.

– С чего это ты так развеселилась?

– Господи, а что мне еще остается?

– Валентина, – в голосе Мишина зазвучали стальные интонации следователя НКВД по особо опасным преступлениям, когда прием иод названием «Закуривайте, подследственный» не срабатывает: – А ну ка, соберись!

– С вещами?

– С мозгами!

– Я не могу собраться с тем, чего лишена от рождения. Иначе меня бы здесь не было, а если бы и была, ты не имел бы права разговаривать со мной в таком тоне...

– В каком «таком»?

– Мерзком. Унизительном. Оскорбительном. Хватит или еще добавить?

– Ладно, Валя, в конце концов, это просто смешно... – Мишин вытащил из внутреннего кармана смокинга белоснежный платок и аккуратно промокнул лоб. – Сейчас не время выяснять отношения. Напрасно ты думаешь, что мне непонятны твои проблемы. Понятны, не сомневайся. Но если по справедливости – я то при чем? Ты сама вляпалась и, кстати, вовсе не с моей подачи. А сейчас уже поздно бить отбой. Мы теперь оба в одной упряжке...

– А если я не хочу быть в одной упряжке с такими, как ты? Если меня воротит от одной только мысли, что у меня вообще может быть что то общее с такими типами? Если...

– А мама? – не меняя благожелательного выражения, мягко спросил Мишин.

– Что мама?

– А мама твоя? Она в курсе?

– Нет, конечно!

– Ну вот и подумай о ней.