– Что? – переспросил он.

– А почему ты не сказал: «Осторожно, двери закрываются»? Текст забыл?

– Ну, хватит болтать! Выходи!

Выходить мне как раз совершенно не хотелось: вокруг было темным темно и совсем дремуче, как у меня на душе. По запахам можжевельника и прелой листвы, хлынувшим в салон «бьюика», я поняла, что мы находимся где то в отдаленной лесной местности, однако разглядеть таковую не было никакой возможности. Я чувствовала, что необходимо говорить, делать что то, иначе я вновь потеряю сознание. Только на сей раз не от вида развороченной пулей головы, а от выматывающего страха за собственную шкуру...

– Ну это уже точно в вашем стиле, умники! – я старалась говорить беззаботно, хотя и понимала, что это выглядит просто смешно: – Пилить куда то без малого сутки, тратить народную валюту на бензин и все для того, чтобы пристукнуть в глухом лесу одинокую женщину... Вот уж действительно иа двоих – одна извилина, и та от форменной фуражки!

– Мне кажется, Мальцева, я знаю, как тебя можно обезвредить самым простым и эффективным способом... – задумчиво сказал Витяня, вытаскивая из «бардачка» сложенную карту и освещая ее тусклым лучом карманного фонарика.

– Подумаешь, Мессинг надушенный! Я тоже знаю самый простой и эффективный способ, как меня обезвредить: вернуть в редакцию – и все дела!

– Нет, подруга, редакция – это как раз твоя питательная среда, там ты премьерша. А надо просто у тебя вырвать язык, – заметил Витяня, не отрываясь от карты. – Как у классика, помнишь, наверно?

– Мишин, неужели ты намерен приникнуть к моим устам?

– Пи в коем случае! – Витяня досадливо щелкнул по карте ногтем. – Никаких уст... Все уже давно описано: взять хорошо пригнанные щипцы, накалить на спиртовке – и вырвать. Он ведь у тебя, как жало, – длинный и острый. А змея без жала – совсем другое дело. Это уже просто что то шипящее и прссмыкающесся...

– Так ты приволок меня в эту глухомань, чтобы нести подобную чушь? Или и впрямь решил поупражняться в инквизиторстве?

– Всему свой час, подруга, – обнадежил меня Мишин. – Как говорят умные люди, еще не вечер.

– Очень тонко замечено, – лихорадочно прикидывая, о чем же говорить дальше, промямлила я. – Ночь на дворе!

Я болтала просто так, как автомат, как магнитофонная лента автоответчика, как пациентка психушки на контролируемой бдительными санитарами лужайке перед административным корпусом. Я не могла молчать, потому что эта темнота и тишина вокруг, эти двое убийц – карикатурных, как пара начинающих конферансье, но в то же время страшных и непредсказуемых, этот специфический аромат лесной прели, который все больше ассоциировался в моем сознании с запахом гниения собственного тела, – все стискивало мое горло железными пальцами тоски и физически затрудняло дыхание. Я знала: стоит замолчать и страх сломит меня окончательно. Сломит так, что я завизжу, завою, начну валяться в ногах у этих подонков, молить их о пощаде, взывать к благоразумию...

– Ты меня слышишь, второгодник? Я хочу есть, спать и мыться!

– А по сусалам? – участливо поинтересовался бровастый.

– Хорошо, – кивнула я, готовая до бесконечности продолжать этот психически ущербный диалог, лишь бы только снова не слышать лесную тишину. – Но сначала выполните мои требования. Понимаете, женщина в лесу...

– Тьфу ты, черт, сообразил наконец! – воскликнул Мишин, торопливо суиув карту в «бардачок», и повернулся к нам: – Андрей, надо избавляться от машины.

– Жечь опасно...

– Значит, закопаем.

– У тебя, что, экскаватор в багажнике завалялся?

– Завьялов! – каким то совершенно новым голосом отчеканил Витяня.