Странно: сквозь сон голос прозвучал совсем как наяву. Затем он услышал легкий девичий смех. Он вскочил на ноги. Рядом с ним стояла Сюзи – точно такая, как в
дни юности! Смелая, как и прежде, Сюзи нашла в знакомом доме связку ключей (они, как тогда, позвякивали у нее на поясе), разыскала в шкафу свое старое платье, надела его и
распустила по плечам волнистые каштановые волосы. Теперь это была прежняя Сюзи – молоденькая девушка, а инстинкт опытной актрисы подсказал ей выставить из под юбки свою
изящную ножку и принять небрежную позу.
– Бедный милый Кларенс, – сказала она, и снова веселые огоньки замелькали в ее глазах, – я успела бы выиграть у тебя дюжину пар перчаток за то время, что ты спал. Ты так
устал, дорогой мой, и тебе пришлось довольно туго. Но ничего, по крайней мере ты показал себя мужчиной, и я тобой горжусь!
Кларенсу было так приятно, что он сконфузился. Он пробормотал:
– Но что это такое? Это платье?..
Сюзи, как ребенок, захлопала в ладоши.
– Я знала, что ты удивишься! Это – мое старое платье, я носила его в тот год, когда уехала отсюда с тетей. Я знала, где оно спрятано, подобрала ключ и вытащила, оно так
напоминает прежние времена! Боже мой, когда я встретилась опять со старыми слугами – а ты все не шел, – я почувствовала себя так, словно никогда и не уезжала отсюда и
только что вырвалась на волю. Понимаешь, мне стало казаться, что не я приехала сегодня, что я все время была здесь и это ты только что приехал. Понимаешь? Как в тот раз,
когда здесь гостила Мэри Роджерс, ты ее помнишь, Кларенс? И как она, будто случайно, оставляла нас одних? Я и говорю Джиму: «Больше я тебя не знаю, уходи!» И тут же надела
это платье и давай гонять Мануэлу по разным поручениям, как бывало тогда, а она как захохочет, – наверное, она так не смеялась с тех пор, как я уехала. А потом я подумала
о тебе… может быть, ты еще расстроен, волнуешься из за всех этих дел… И тут же побежала на кухню и велела старой толстухе Кончите спечь лепешек, помнишь, тех самых,
посыпанных сахаром и корицей? Затем надела передник и понесла их тебе на подносе со стаканом каталонского – ведь ты его так любил. Только я чуточку испугалась, когда
пришла сюда – такая тишина! – поставила поднос в зале, заглянула сюда и вижу: ты спишь. Сиди смирно, я сейчас принесу!
Она выбежала в коридор, вернулась с подносом и поставила его на столик около Кларенса, потом, отступив немножко назад, заложила руки в карманчики передника и, как веселая
служанка в комедии, лукаво взглянула на Кларенса.
Как тут было не улыбнуться ей в ответ! Кларенс уплетал хрустящее мексиканское печенье и пил старое миссионерское вино. А Сюзи в ответ на его благодарность щебетала:
– Боже мой, как хорошо быть здесь вдвоем – только ты да я, Кларенс… Совсем как в прежние дни… и никто не пристает и не надоедает… Не будь жадным, Кларенс, дай и мне
лепешку.
Она взяла лепешку и допила вино из его бокала. Затем уселась на ручку его кресла и не то лукаво, не то с упреком метнула фиалковый луч в его повеселевшие глаза.
– Прежде в этом кресле хватало места для двоих, Кларенс…
Старое знакомое ласкательное имя показалось ему таким же естественным, как ее фамильярность, и он подвинулся, чтобы дать ей место, с безотчетным удовольствием и той же
беспечностью, которой были проникнуты его недавние размышления.
Но все таки он испытующе заглянул в ее лукавые глазки и спокойно спросил:
– А где твой муж?
На ее хорошеньком личике не отразилось ни малейшего смущения, раскаяния или неловкости, когда она ответила, слегка поглаживая его волосы:
– Ах, Джим! Да ведь я его спровадила!
– Спровадила? – с удивлением отозвался Кларенс. |