«– Дмитрий, я так рада, что ты смог прийти. – Любезная улыбка и поцелуй в щеку. – Знаком с Ребеккой? – На этот раз улыбка на её губах была элегантной и чувственной.

– Очень приятно, – сказал он, кивая соблазнительной брюнетке со светло золотистой кожей, которая ловила каждое слово Джианы».

– Ты, – сказал он Хонор, – не в его вкусе, но во вкусе Джианы.

– Отвратительно… и учитывая всё остальное, вызывает много вопросов. – Она взглянула на закрытую дверь в комнату, которая говорила об извращённой сексуальности Эймоса. – Давай выйдем на улицу и позвоним Сантьяго. – Дмитрий позволил ей вывести их через заднюю дверь. Солнце было ослепительным, а жар режущим.

Хонор села на траву и позвонила полицейскому, который занимался делами, связанными с бессмертными. Пока она это делала, он сам сделал несколько звонков, в том числе одному старшему вампиру, находящемуся под его командованием.

– Не позволяйте Джиане выходить из дома, – приказал он. – Мне нужно с ней поговорить. – Повесив трубку, он подождал, пока Хонор вернётся к нему. Она остановилась в футе. Он сократил оставшееся расстояние, чтобы заключить её в объятия, осторожно, стараясь не лишить свободы, но она не замерла от прикосновения, а погрузилась в объятия, крепко обняв Дмитрия. Они стояли в тишине долгие залитые солнцем минуты, пульс Хонор ровно, глухо стучал, задевая его вампирские чувства. В последний раз, когда Дмитрий стоял вот так, просто обнимая женщину, потому что это казалось правильным, он был смертным.

– Моя жена, – сказал он то, что не говорил никому другому, – любила солнечный свет. Она выходила со мной в поле, и пока я работал, она, – укачивала нашего малыша, – шила. Я постоянно рвал рубашки. – Смех Хонор был мягким, а голос нежным, когда она сказала:

– Замечательная жена.

– Так и было, – продолжил он, зная, что, хотя мужчина, которого любила Ингрид, отличался от него, как ночь ото дня, он никогда не перестанет оплакивать потерю её улыбки, – но временами она сводила меня с ума. Я говорил, что починю что то в доме, когда вернусь, и к моменту, когда приходил с полей, она чинила сама, и синяки были доказательством этого. – Его сердце почти остановилось в тот день, когда он нашёл её на крыше. – И она не умела готовить. – Хонор подняла голову, сверкнув глазами.

– Ты когда нибудь говорил ей об этом?

– Ты так недооцениваешь мой интеллект? – Он наклонился, пока их лбы не соприкоснулись. – Она притворялась, что любит готовить, а я притворялся, что обожаю её стряпню, и мы оба жили ради деревенских праздников, когда можно было купить что нибудь на базаре.

Смех Хонор вышел глубоким и хриплым, проникающим в самую кровь Дмитрия. И на мгновение он почувствовал себя… счастливым таким, каким не был с того дня, как дом среди полей превратился в пепел, забрав с собой его сердце.

– Ты ведьма, – сказал он, наклоняя голову, чтобы завладеть её губами в поцелуе, в котором была и сладость солнечного света, и хорошая доза грубой сексуальности. – В моей постели, Хонор. Вот где я хочу тебя видеть. – Она обхватила его лицо ладонями и прошептала влажными от его поцелуя губами:

– Думаю, именно там я и хочу быть.

Когда они вернулись в Башню, было уже совсем темно. Веном ждал их.

– Это пришло сегодня по почте. – Он протянул конверт, в котором лежало письмо, написанное тем же кодом, что и татуировка, которую Хонор принесла в Башню.

– Через пятнадцать минут я ухожу присматривать за Сорроу, – сказал Веном, пока Хонор просматривала письмо. – Хочешь, найду кого нибудь другого, чтобы я отправился в Анклав Ангелов?

– Нет. Иллиум там.