Секретарь фыркнул:

— Ха! Шкурник, а? Плащеносцы только и умеют, что повторять законы, как попугаи. Да, именно так, «не в личности, а в цели». Поэтому можете разворачиваться, или увидите, что будет, если я дерну рычаг. — Он указал на деревянную палку, вделанную в камень рядом с конторкой. Я и так подозревал о назначении рычага, и мне вовсе не хотелось узнать, что свалится мне на голову с потолка, если секретарь его дернет.

— Фелток, — раздался голос миледи из повозки. — Почему мы так надолго задержались в этой сырой пещере?

Фелток поглядел на меня и шепнул:

— Скажи ей. Я понятия не имею, что ты там говорил о «личности» и «цели».

Я подошел к повозке.

— Миледи, секретарь объяснил нам, что бумаги, подтверждающие вашу личность, в порядке. Под вопросом бумаги, объясняющие цель и причину вашего пребывания в городе.

— Под вопросом? Я приехала, чтобы увидеться с герцогом. Кто этот жалкий червь, который смеет задавать вопросы?

Я молился, чтобы секретарь этого не услышал.

— Я все слышал, — сообщил он. Соскочил со стула и направился, ковыляя, к нам. Остановился у занавеси. — Поворачивайте домой, — сказал он таким тоном, будто разговаривал с неразумным ребенком. — Сегодня Безумная госпожа герцога не увидит. Герцог — человек занятой. У него много важных дел, не до вас. Он как-нибудь в другой день оприходует Безумную госпожу. — Затем он улыбнулся мне и добавил: — Ты мне нравишься, шкурник. Знаешь законы, что не может не радовать. Но либо ты заставишь ее развернуться, либо через десять секунд узнаешь, что ранит больнее — раскаленное масло на голове или дюжина стрел в груди.

— Масло, — подтвердил Кест.

— Довольно! — закричала дама в повозке. Раньше я ни разу не слышал, как она кричит, совсем по-детски. — Вы сейчас же впустите меня в город. И дадите сигнал, чтобы нас сопроводили во дворец герцога без всяких осложнений.

Секретарь уже собирался отдать приказ кому-то невидимому, как вдруг занавесь раздвинулась и появилась сама госпожа.

Признаюсь, я подозревал, что леди-предводительница появлялась перед нами, переодевшись служанкой Трин. В конце концов, мы часто видели, как Трин входит в повозку и выходит из нее, но никогда не видели саму госпожу. Хоть девушке не хватало манер, она выглядела и вела себя с грацией, присущей дочерям благородных домов. Но, что важнее, мне было бы приятно, если бы женщина, от которой зависело наше будущее, оказалась на самом деле милой девушкой, даже если это все являлось частью сложной игры.

Одежда леди, вышедшей из кареты, была разных оттенков пурпура. Короткая по последней моде шелковая блуза, шелковые шальвары, удобные для странствования. Голова не покрыта, ожерелья на шее, браслеты из граненых самоцветов на запястьях и массивные перстни на средних пальцах. Особенно меня поразили шелковистые, как и ее наряд, изящно уложенные волосы цвета мореного дуба. Наверное, нелегко было содержать их в полном порядке в течение нескольких недель пути. На мгновение я даже подумал, что это и впрямь Трин, триумфально появившаяся на свет из своего кокона, но женщина была выше ростом и держалась уверенней, да к тому же сама Трин тоже вышла из кареты и встала позади нее. Навоображал же себе всякого.

До меня дошло, что до сих пор леди вела себя настолько осторожно, что даже большинство слуг никогда не видели ее лица. Фелток, наверное, встречался с ней раньше, потому что лишь он один не выглядел смущенным, но остальные видели ее впервые за все эти недели пути.