— На улице мы, ваши благородия, я вона, за забор держусь! — отозвался кто-то из казаков — если ориентироваться на слух, Меркулов мог бы поклясться, что голос звучал сверху, будто казак вместе с конем оказался на крыше. — Ишь, туману жидовня напустила! Не иначе, чтоб мы до них не добрались.

— И не спасли? — хмыкнул Урусов.

— Вот напрасно вы, ваше благородие, им верите — кто его знает, что они в том тумане с людьми-то делают, — упрямо настаивал казак. На сей раз голос его звучал словно из-под мостовой.

— Отставить разговорчики! — глухо рыкнул младший Потапенко — теперь из-за спины.

— Кто тут кому чего натуманил разбираться будем, когда из того клятого тумана выберемся.

— Я могу глаза паро-коню включить и помигать! — позвал Меркулов.

— Ото дило! — одобрил хорунжий. — о, кажись, бачу, блымает щось! Хлопцы, никому, кроме меня, не двигаться! У кого рядом забор, чи ще щось таке — держаться крепко самим, а то и коня привязать! Я — до вас, ваше высокоблагородие. А вы блымайте, блымайте!

— Да я… блымаю. — пробормотал Меркулов, щелчком рычага заставляя глаза паро-коня то ярко вспыхивать, то приглушать свечение.

Щелк… щелк-щелк-щелк…

Цок… Цок-цок-цок…

Близко и отчетливо застучали копыта — звук двоился, а иногда и троился, но при этом явственно приближался. Господин Меркулов приподнялся в седле, вглядываясь в туман.

— Ось вы где — я вас уже бачу! — над самым ухом громыхнул голос хорунжего, а потом он закричал.

Взревел яростно, захлебываясь этим бешенным ревом, и безумно частил топот копыт, будто конь хорунжего вертелся и плясал на месте, и отчетливо свистела казацкая шашка.

Туман наполнился криками:

— Ваше благородие! Хорунжий! Хорунжий, где вы?

Отец рванул рукоять, бросая автоматон на помощь отчаянно бьющемуся Потапенко. И тут же снова дернул рычаг — звуки схватки мгновенно отдалились, приблизились, зазвучали справа-слева-из-за спины…

— Получай, тварь! — взревел младший Потапенко.

И тут же снова обрушилась тишина. Абсолютная. Непроницаемая. Ни звука. Ни вздоха.

— Хорунжий? — настороженно позвал Меркулов.

Ответа не было. Издалека накатил шорох — тихий, едва слышный. Так шуршат волны, накатывая на берег. Шорох сменился равномерным скрипом, похожим на скрип весел в уключинах.

— Хорунжий? — уже почти прорычал Меркулов. — Кто-нибудь?

Ответом был звук шагов. Неровные, спотыкающиеся, будто идущий пошатывался, а порой чуть не падал… Топ… топ-топ…

— Кто здесь?

Топ-топ…

Со звучным щелчком Меркулов взвел курок паро-беллума. И поднял его на вытянутой руке, целясь чуть выше человеческого роста. Если человек — над головой пройдет, если нет — туда ему и дорога.

Сквозь туман медленно проступила высокая объемистая похожая на шкаф фигура. Видны были очертания широких плеч, и головы с двумя торчащими то ли бивнями, то ли клыками, как у кабана!

Фигура глухо взревела и ринулась вперед. Меркулов выстрелил. Пар ударил во все стороны, вспышка выстрела на миг озарила туман, и Меркулов сам заорал:

— Ваше превосходительство!

Губернатор шагнул из тумана — будто вышел из серой стены! И с размаху ударился о брюхо стоящего на задних ногах паро-коня. Обхватил его обеими руками и задрал голову наверх.

— Как вы здесь… Откуда? — дергаясь в попытках выбраться из поднятого вертикально седла забормотал отец.