— Оригинально, — покивал головой Митя. — Даже — талантливо. Что ж, для таких талантливых господ у меня есть особое предложение. Вы поедете туда… — он махнул рукой и Лаппо-Данилевский настороженно спросил:

— И что — там?

— Мужской монастырь. Половину оставшегося после выплаты долгов состояния передадите городу, на восстановление, половину, так и быть, монастырю, чтоб вас приняли. И проживете там всю свою жизнь, оба. Труд. Молитва. Покаяние. Можете даже не каяться искренне — ваши отношения с Богом Людским и Сыном Человеческим суть ваше и его дело. Главное, чтоб вы никогда этот монастырь не покидали: ни вы, ни ваш сын. И пока вы там, я и мой отец ни делом, ни словом не коснемся вас.

Алешка расхохотался, Иван Яковлевич настороженно поглядел на Митю и напряженно спросил:

— А если нет?

— Нет так нет, — легко согласился Митя и шагнул в сторону, давая понять, что не собирается перекрывать им дорогу. — Ступайте себе… с Богом и Предками… Куда хотите. И делайте, что пожелаете. И пусть все, совершенное вами, падет на ваши головы.

— Какой-то подвох? — еще больше насторожился Лаппо-Данилевский.

— Безусловно, — снова согласился Митя. — Но выбор у вас есть. Или туда, — он махнул на улицу, уводящую к монастырю. — Или обратно, — показал в ту сторону, откуда прибежали Лаппо-Данилевские. — Или сюда, — и кивнул на улицу, ведущую мимо несчастного «Дома модъ» к припрятанной паро-телеге.

Лаппо-Данилевские, отец и сын, переглянулись.

— Я не хочу! Я не буду хоронить себя заживо в монастыре, потому что так велел возомнивший о себе ублюдок! Еще и имущество отдай! — возмутился Алешка.

Иван Яковлевич мгновение подумал. Бросил настороженный взгляд на Митю, на сына, еще подумал и медленно, как подбирающийся к сметане кот, двинулся в освобождённый Митей проход. К припрятанной в закрытом дворике паро-телеге. Митя не шевельнулся.

Лаппо-Данилевские пробежали мимо и припустили прочь по улице.

Они уже проскочили мимо Мити, когда Алешка оглянулся и прокричал:

— И советую держать язык за зубами! Иначе хуже будет!

— Уж на этот счет будьте покойны. — им вслед пробормотал Митя. — Ни за что не проговорюсь. Тем более, что кому надо, та все слышала…

Лаппо-Данилевские скрылись в проулке, ведущем мимо заднего двора «Дома модъ», мгновение было тихо — даже топот их сапог смолк. А потом со стороны, куда убежали отец и сын, донесся пронзительный, полный нечеловеческого ужаса двойной крик.

Митя задумчиво склонил голову к плечу. Крики длились, длились, длились… Смолкли.

— Что ж, я давал им шанс, — прошептал он. — А она — в своем праве.

Воздух всколыхнулся и перед ним возник призрак Фиры Фарбер. У нее был слегка осоловелый сытый взгляд, а на губах играл жуткая улыбочка абсолютного довольства.

— Ты получила, что хотела, а теперь тебе пора, — строго сказал Митя и тонкий серебряный нож скользнул из манжета к нему в ладонь.

Но призрак не стал сопротивляться — она только умоляюще сложила ладони и посмотрела на Митю просительно. Он в ответ лишь покачал головой:

— Нет. Навряд хорунжий обрадуется, узнав, что все это время ты за ним наблюдала.