Ощущение близкой смерти плеснуло холодом по сердцу, Митя дернулся. В торчащем на границе квартала фонаре на миг вспыхнула коротенькая искорка.

— Убилииии! Человека убилиииии! — пронесся заполошный крик, а ответом ему был яростный утробный вой:

— Бей! Громи!

Из окна вылетела кровать, и только когда она рухнула сверху на разбитое пианино, стало ясно, что выкинули ее вместе с лежащим стариком. Щуплое тело подбросило, и старик упал обратно, голова его безжизненно свесилась.

И снова в фонаре мелькнула искра.

— Дедушка! — со второго выпрыгнул мальчишка лет двенадцати в гимназической форме. Ловко ухватился за свисающую ветку, качнулся, и приземлился прямиком на груду обломков. — Не троньте дедушку! — метнулся он к старику.

Толпа качнулась к ним и тут же отпрянула — в детской руке был зажат паро-беллум.

— Ах ты ж — такой малой и уже тварюка! — парень в рабочей блузе швырнул в мальчишку доску.

Мальчишку снесло. Он рухнул на мостовую, выбитый из руки паро-беллум выстрелил. Пуля чиркнула по булыжникам и усвистела в толпу — там завыли: то ли ранило кого, то ли от страха.

Над курчавой головой мальчишки взметнулся лом…

Митя начал двигаться раньше. Конец трости ткнулся в спину погромщику. Раздался треск и завоняло горелым. Заорать погромщик не смог, он просто прогнулся в спине, как натянутый лук — лом в поднятых над головой руках потянул его назад, со звоном свалившись на мостовую. Погромщик рухнул сверху и забился в судорогах. Слюна пузырилась у него на губах.

— Это чего это? Падучая, чи шо? — движение на миг замерло — толпа с болезненным интересом пялилась на корчащегося на земле человека.

Митя за шкирку, как щенка, вздернул мальчишку на ноги и потащил прочь. Навстречу, перекрывая выход из охваченного погромом еврейского квартала, валила новая, еще более распаленная толпа.

— Бей христопродавцев! Бей, не жалей! — впереди, утробно завывая, бежал явный предводитель — мужик в дорогом, хоть и поношенном сюртуке, и казацких шароварах.

Мите показалось, что где-то он уже этого мужичонку видел, но вспоминать было некогда. Он метнулся в боковой переулок, толчком забросил мальчишку за угол…

Зажал переносицу пальцами — вдруг опять кровить начнет! — и потянулся к отчетливо ощутимому холоду первых смертей. Сейчас. Вот сейчас… Мертвый старик поднимется и вытянув руки, двинется прямиком на своих убийц. Груда оставшихся от пианино досок зашевелится, когда из-под них полезет раздавленный мужичонка… И на этом погром завершится, страх перед восставшими мертвяками мгновенно пересилит и жажду крови, и тягу к чужому добру.

Тело старика на скособоченной кровати повернуло голову, шевельнулось и замерло, окончательно мертвое. С губ Мити сорвался крик боли — его словно лопнувшей пружиной стегнуло. Показалось, что у самых ног распахнулась туманная бездна, так что он отчаянно взмахнул руками, чтоб не свалиться в нее.

— Дедушка! — выскочивший из-за угла мальчишка метнулся мимо Мити обратно, к мертвому старику. Митя едва успел ухватить мальчишку за пояс:

— Стой! Ему уже не поможешь!

— Нет! Я видел! Он шевелился! Он живой!

— Моррранина сила! — ругнулся Митя, волоча брыкающегося мальчишку прочь.

— Лови их!

За спиной затопотали, Митя припустил так, что мальчишка едва успевал перебирать ногами.