Алеш достал сигарету, пару раз чиркнул зажигалкой. А день, между тем, выйдет теплый. Иней растаял, город пах, словно кто-то заварил на улицах чай из прелой осенней листвы. Такое бывает лишь в Данице: ноябрь, по ночам замерзшие лужи, а днем… двенадцать, что ли.

— Зараза, ты что-то хотел сказать, да? — не выдержал Ришо. Завел машину. Почти с обидой пожаловался: — Почему с тобой так? Скажешь мелочь, а потом ходи весь день, ломай голову. И настроение ни к черту.

— Я хотел сказать, что мир меняется, — вздохнул Алеш. Скомкал пустую пачку. — Если грех не пустые разговоры, а конкретная, мгновенная смерть… Все поменяется и, кто знает, к добру ли?

— А должно к худу? Что ты несешь!

— Что прошла неделя, и мы вводим чрезвычайное положение. Затем начнется хаос. Потом сломаются устои, все общество. Может, и пронесет, а может… случится апокалипсис, кто знает? Я ладно, а Мирослав еще совсем пацан.

— Как он, кстати?

— Дома, под охраной дракона. Сходит с ума от скуки. Данка его даже на улицу не выводит, даже под присмотром.

Ришо сперва фыркнул, но тут же пробормотал:

— Ну, знаешь, не могу ее винить.

— А я тем более. Да и попробовал бы! Я еще хочу принести пользу городу.

Помолчали. Машины так же деловито сновали вдоль Сенной площади: мимо Основателя, под серым портиком театра драмы — словно сегодня обычный день, как два или три месяца назад. Театру не было дела до их грехов. А вот люди стали крикливей, охочи до сплетен и ссорились по пустякам.

— Думаешь, прям апокалипсис?

— Ничего я не думаю! Не знаю… Пока что ангелы не трубят, и то хорошо.

Ришо надулся, мрачнее тучи — так что до участка доехали без его обычной болтовни. На втором этаже Анна, секретарша полковника, поймала полицейского за рукав и шепотом рассказала все новости — а после узнала, что он встал затемно, и пообещала кофе.

На пожарной лестнице кто-то курил, запах тянулся по коридору — и полицейский с облегчением закрылся у себя. Сел за стол. Носком туфли включил компьютер.

И понял, что облегчение вышло совсем недолгим.

Ришо ворвался, словно они не виделись несколько дней:

— Вот! Вот же, смотри!

Он шлепнул на стол пачку отчетов, с таким видом, будто сам их и составил.

— Ну? Где кражи? Где убийства? Ноль, понимаешь? Ноль! И горелых все меньше, сегодня уже третий день.

— Вот я и думаю, что самые подонки в пекле.

— Но это значит, все к лучшему! А не то, что ты вот заладил… конец света, туда-сюда. К лучшему же! Город очищается, вот что!

Отчет и в самом деле интересный. Первые страницы — словеса, подписи, Алеш сразу убрал их в сторону, а вот внутри… По всему выходило, что тяжких и особо тяжких за неделю почти не стало, только дорожные инциденты на том же уровне. Пожалуй, даже больше прежнего. Полицейский быстро пощелкал мышкой по калькулятору: четыре с лишком процента. Да, где-то так должно быть. Все стали нервными.

— Ну? Что скажешь?

От необходимости отвечать его избавила Анна с дымящейся кружкой.

— Ты слышала, что он придумал? — воззвал к ней Ришо. — Апокалипсис! Все общество развалится.

— А у меня родня в селе, — Анна улыбнулась полицейскому и водрузила чашку меж таблицами. — Вы только заранее скажите, чтоб я билеты прикупила.

— Ты сама-то слышишь, что говоришь?

Кофе оказался растворимым и слишком горячим. Полицейский решил, что пора заткнуть напарника, но секретарша сама напустилась на парня:

— Ой, мало ли! На Сенной уже год палатка стоит, и что? А недавно — видели? — покрасили унитаз золотой краской и так на постамент! Говорят, все из-за того, что верхи набивают карманы и купаются в роскоши.