– Боюсь, в данный момент он точно не сможет ничего подтвердить.

– Отведите ее в башню, – сухо сказал Орнус Брист. А потом мне: – Я разочарован, Ильса. Очень и очень.

– Мастер!

Слезы вскипели на глазах, я протянула к нему руки, но он резко отвернулся и вышел прочь из нашей комнаты. А потом кольцо охраны вокруг меня сжалось, мир затопило черным, их кольчуги и латы были черным-черны, как сажа в печной трубе. Они подхватили меня под руки и первым делом затянули на шее какой-то жесткий ремешок, а потом поволокли куда-то. Надо сказать, бережно поволокли. Не били. Но ведь я и не сопротивлялась. А ремешок… Что ж, похоже, это та самая штука, которая не дала бы сноходцу ускользнуть в Долину Сна.

Когда меня тащили по коридорам, похоже, все ученики собрались поглазеть на убийцу, и среди прочих я увидела совершенно растерянную, потрясенную Аделаиду. В какой-то миг ко мне бросилась Гвейла Шиниас с воплем «Убийца!», но ее быстро оттеснили, за что, наверное, надо благодарить этих мужчин в черном.

Потом мы очень долго взбирались вверх по затертой и скользкой винтовой лестнице, я даже начала задыхаться, потому что сердце трепетало уже в горле. Когда наконец добрались, я увидела недлинный коридор, темный, освещенный факелами, и несколько железных дверей. Меня втащили в одну из них, мешком сгрузили на пол. Еще через несколько мгновений лязгнул, словно челюсти голодного зверя, запираемый снаружи засов.

Я осталась одна.

Уперлась ладонями в ледяной пол, заставляя непослушное тело хотя бы сесть, и осмотрелась сквозь слезы. Перед глазами плыло и размазывалось.

Деревянная лавка, небольшой стол, срубленный из плохо оструганных досок. Свет пробивался сквозь мутные стекла крошечного оконца, снаружи забранного мощной решеткой. В углу камеры стояло ведро. И гнилая солома рассыпана по полу. Вот и все, что там было.

А я… я чувствовала, как леденеет внутри. Отмирает все теплое, хорошее, что было со мной здесь, а остается зимняя стужа. Впрочем, холод притупляет чувствительность, и я даже вяло порадовалась тому, что превращаюсь в этакую заледенелую картофелину. Хотя бы не больно.

Я поднялась, дошла до лавки и улеглась там. Лавка оказалась короткой, пришлось поджать ноги, но во мне по-прежнему разрастался дивный, узорчатый росток стужи, и поэтому было все равно. Какая разница, как лежать, выпрямившись или съежившись, если в конце…

Наверное, в конце убийц казнят. Здесь, в замке Бреннен. На минуточку я пожалела о том, что у меня нет кавалера, который в самом деле подтвердил бы то, что я была с ним, и даже разозлилась на Винсента. Он удалился решать свои вопросы с сестрой, а я теперь заперта в башне.

Потом все же решила, что вины Винсента в этом нет. В конце концов, не он же подбросил нож под кровать Габи.

И позволила себе немного помечтать: вот бы он сейчас пришел… и спас меня. Ведь как-то он чувствовал меня на ярмарке? Или же… только потому, что у него была возможность туда попасть?

Не знаю, как долго я пролежала так, не шевелясь и почти ни о чем не думая. Из состояния заторможенности меня вырвал тихий стук в дверь. Я лишь сильнее сжалась на лавке. Не хочу никого видеть и слышать. Что нового они мне расскажут?

Но стук назойливо повторялся и повторялся, зудел в уши, мешал вновь погрузиться в то прекрасное состояние холодной апатии, в котором я пребывала до этого. Я сердито покосилась на дверь: кому там неймется? В двери было окошко для передачи еды узнику, но пока оно закрыто, заперто на ключ, судя по наличию замка.

Наконец я решилась. Спустила ноги на пол – и только сейчас поняла, насколько затекло все тело. Шею, плечи, прострелила тупая боль, и вот так, кряхтя и чувствуя себя столетней старухой, я кое-как дошла до двери.

– Кто там?

– Это я, Аделаида! – Голос сильно приглушался металлом, но Аделаида, скорее всего, говорила, прижавшись к одной из щелей.