-  От вас пахло пылью, травой, солнцем и сильным мужчиной, - шептала она, не слушая моих неловких оправданий, - это было упоительно! - Глаза женщины были закрыты, и говорила она словно в бреду. - Я знаю, я чувствую, что скоро умру…

    -  Всё, - прервал я, - о смерти хватит. Сейчас я вас осмотрю, и буду лечить. В двадцать пять лет просто так не умирают, для этого нужно очень постараться.

    -  Я боюсь света…

    -  Вам смотреть незачем, закройте глаза и расслабьтесь, как я вас учил. И стесняться меня не нужно, я - врач.

    -  Я не стесняюсь, - ответила графиня.

    -  Тем более, - безразличным тоном сказал я и убрал в сторону одеяло, в которое куталась Зинаида Николаевна.

    Она оказалась в тонкой, полупрозрачной батистовой ночной сорочке, под которой угадывалось тело.

    -  Сейчас я послушаю ваше сердце, - сказал я, припадая ухом к ее груди. Женщина прерывисто вздохнула.

    -  Не дышите, - попросил я. - Ничего страшного у вас нет, погуляете для моциона недельку по полям и будете совсем здоровы…

    Остальной осмотр занял совсем немного времени. Всё что я мог - это послушать легкие и провести пальпацию на предмет, нет ли у нее каких-нибудь опухолей и патологических отклонений от нормы. На мой взгляд, единственное, чем была по-настоящему больна молодая женщина - это атрофия мышц. Многодневное, если не многомесячное лежание в запертой комнате могло подорвать самое богатырское здоровье.

    -  Сколько времени вы больны? - спросил я.

    -  Давно, уже больше года.

    -  И всё это время провели в постели?

    -  Да, конечно, как же иначе.

    -  И кто вам такое посоветовал?

    -  Ко мне ездил один доктор. Он очень беспокоился за мою жизнь и приказал беречься. Он очень опытный доктор, и его все хвалят.

    -  Кто это все?

    -  Кажется, Карл Францевич, и еще… Я уже не помню.

    -  Понятно.

    -  Теперь я буду вас лечить и останусь с вами на ночь. До утра, - поправился я, чтобы мои слова не выглядели слишком двусмысленно.

    -  А как же вы будете спать?

    -  Ничего страшного, полежу на диване. Теперь сосредоточьтесь и ни о чем не думайте.

    Я расслабил мышцы, дал им отдохнуть, потом поднял руки над телом графини и начал свое фирменное лечение.

    Хватило меня всего на пять минут. После чего руки опустились сами собой. За это время я так устал и вспотел, что Зинаиде Николаевне моих ароматов должно было хватить до самого утра. Впрочем, она через минуту уже крепко спала. Я кончил свои пассы, добрел до маленького, изящного дивана, стоящего у стены, и лег на него, поджав ноги едва ли не до подбородка.

    Мышечное и нервное напряжение во время сеанса терапии, новые ощущения от общения с Закраевской отбили сон, и я долго безуспешно мостился на коротком ложе, пытаясь подремать. В голову лезли всякие мысли, от пьяного пророчества волхва, до странного положения графини, словно бы запертой в этой темной, ароматной камере. Как всегда, когда появлялись сомнения на чей-то счет, мозг начинал выделять и систематизировать информацию, выстраивая ее в понятную систему. Однако фактов о возможном заговоре против богатой помещицы пока было мало, разобраться в хитросплетениях сложных отношений в поместье по ним было невозможно, и я решил подождать делать выводы.

    Камеристка Аглая после того, как я выставил ее из спальни, больше не появлялась, не заглянула даже узнать, почему я остался на всю ночь и что делаю с ее хозяйкой.