-  Почему это ты можешь пройти, а я нет? - удивился я.

    -  Как на тебе аккурат барское платье, а дворовые люди лаз для простого звания копали - порты-то и изорвешь.

    -  В дом есть подземный ход? Для чего?!

    -  От строгости управителя. Как он за порядком присматривает и чуть что в колодки сажает, а дворовым когда нужда есть по своим надобностям - то и ползут. Только узко там, на брюхе ползти требовается. А ты как в барском платье, тебе то будет не лестно.

    -  Действительно, - согласился я, глядя на свою одежду, существующую в единственном экземпляра - Платье мне жалко.

    -  Да и не пройти тем ходом по свету, враз заприметят. Дворовые лаз-то не длинный прокопали, поленились. Лишь до кустов диковинных. Ночью-то что, от хором не видно, а по дневному свету сомнительно.

    -  Так что же нам делать? Ждать темноты?

    -  У кумы можно посидеть, да и новости она скажет.

    -  Погоди, у тебя что, кума здесь есть?

    -  Наше дело молодое, - обиняком ответил Петр. - Она, конечно, не по родственности кума, а так, одново, баба справная, вдовая - ей тожеть мужеская ласка требовается.

    -  Ну, ты даешь! - удивился я такой половой прыти и впервые посмотрел на Петра, как на объект женской привязанности. С этой точки зрения был он вполне интересен: коренастый, кудрявый, с аккуратной русой бородкой и ласковыми, особенно теперь, когда заговорил о женщине, глазами.

    -  Также, поесть нам требовается - со вчерашнего дня не жрамши, брюхо подводит.

    -  Ладно, делать нечего, пошли к твой куме, - согласился я.

    У меня уже тоже сосало под ложечкой.

    -  Ты, барин, не сомневайся, она баба чистая, - обрадовался моей сговорчивости мужик, - тебе-то будет не зазорно.

    Теперь, когда появилась цель куда-то попасть и определился азимут, мы пошли скорее и, пробравшись между хозяйственными постройкам и сараями, проскользнули в какой-то амбар, который примыкал к избе, в которой жили дворовые люди. Порядок, наведенный бароном, в этом случае играл с ним злую шутку - никаких праздношатающихся людей не было, и нас никто не увидел.

    Пассией Петра оказалась полнолицая прачка, немногим старше его летами, но еще вполне ничего. Русобородый красавец успел совсем растопить ее сердце, так что она прильнула к любовнику, не стесняясь моего присутствия.

    -  Ты, Марфа, того, не пужайся - это нашего барина брат, Лексей Григорьич. Он хоть и барин - а прост.

    Марфа ничуть не испуганная, ласково мне улыбнулась и поклонилась:

    -  Будьте гостями дорогими! Проходите в горенку.

    Мы вошли в тесную коморку с одной лавкой у окна. Как гостей, она усадила нас на ней рядком, а сама осталась стоять.

    -  Куда же вы подевались, Петр Иванович, я уж все глаза просмотрела вас глядючи? - с ревнивым упреком в голосе спросила она.

    -  В яму меня ваш управитель посадил, - недовольно сказал мужик, - вон, Лексей Гргорьич, спасибо ему, выручил. Вот нюхни, весь тюрьмой провонялся!

    -  Ах, ирод, ирод! - охнула Марфа. - Отольются ему когда-нибудь наши слезки!

    -  Ты, Марфа, того, поесть нам собери, а то я со вчерашнего дня крохи во рту не держал.

    -  Я мигом, касатики, - засуетилась женщина, - и покормлю, и что надо простирну. Только пища у нас простая, народная, - извиняющимся тоном предупредила она меня.