– По двум соображениям. Он не мог ничего поделать, пока копы были здесь. Копы‑то настоящие, как мы уже решили. Тогда им пришлось бы прикончить и полицейских. Только сумасшедший ни с того ни с сего будет убивать полицейского, а этим мальчикам в разумности не откажешь.

– Но зачем они связались с копами?

– Ореол респектабельности. Коп вне подозрений. Когда полисмен в "Персонаж пьесы Б. Шоу «Пигмалион». (Прим. переводчика) форме выставляет свою фуражку из‑за планшира вашего судна, вы не трахнете его по голове свайкой. Вы пригласите его на борт. Всех остальных вы можете трахнуть, особенно, если совесть у вас не совсем чиста.

– Может быть. Это разумно. А второй пункт?

– У них был последний шанс, отчаянный шанс, связанный с Дюрраном. Его использовали как приманку, чтобы посмотреть, какая будет реакция, не опознаем ли мы его.

– Но почему именно Дюррана?

– Ах да, я тебе не рассказывал... Я ослепил его светом фонаря. Лица я не видел, так, белое пятно с прищуренными глазами. Я смотрел ниже, выбирая подходящую точку для удара. Но они этого не знают. И поэтому они решили проверить, опознаем ли мы его. А мы не опознали. Иначе мы бы подняли визг, стали бы кидать в него посудой и требовать у копов, чтобы, они его арестовали, – если мы против них, значит, заодно с полицией. А мы ничего. Ни малейшего намека на то, что узнали его. Что может быть лучше! Они не могут представить, что человек, который встретил бандита, только что убившего двух его друзей и чуть не убившего его самого, при встрече даже бровью не повел. Итак пороть горячку нет резона. Сто процентов из ста, что если мы не узнали Дюррана, то не узнаем никого другого на «Нантсвилле», и не станем трезвонить в Интерпол.

– Ты думаешь, мы вне подозрений.

– Я молил бы бога, если бы так. Но они вышли на нас.

– Но ты же сказал...

– Я не знаю, почему я в этом уверен, – сказал я раздраженно. – Но я чувствую. Они обшарили корму «Файркреста», как игрок на скачках, который выиграл в тройном заезде, но потерял купон. Затем посреди осмотра в машинном отделении раз! – и они больше ничем не интересуются. По крайней мере Томас. Он что‑то нашел. Ты видел его после в салоне. В носовых каютах, на палубе. Он не мог бы проявить меньше внимания.

– Батареи?

– Нет. Он был удовлетворен моим объяснением. Этого я тоже не могу объяснить. Не знаю почему, но только в этом я уверен.

– Итак они вернутся, – Да они вернутся.

– Я пойду достану оружие.

– Не надо торопиться. Наши приятели уверены, что мы ни с кем не можем связаться. Корабль с континента приходит сюда только два раза в неделю. Он был сегодня и вернется через четыре дня. Телефонный кабель перерезан, и если я хоть на минуту поверю, что его скоро починят, то меня следует отправить в детский сад. Наш передатчик выведен из строя. Полагаю в Торбее нет почтовых голубей. Какие еще средства связи остаются? – Есть еще "Шангри‑Ла” – ближайшее к нам судно, белоснежная яхта длиной в сто двадцать футов. Ее владелец наверняка не пошел просить милостыню после того, как отвалил за нее четверть миллиона фунтов стерлингов. – У нее на борту радиоаппаратуры на две тысячи соверенов. Кроме того, здесь есть еще две‑три яхты достаточно большие, чтобы иметь передатчики. У остальных только приемники.

– А сколько исправных радиопередатчиков останется в Торбее к утру?

– Один.

– Один. Наши друзья посетят и другие яхты. Они должны это сделать. А мы не можем никого предупредить.