Не дожидаясь разрешения, он перепрыгнул через ограждение с удивительной для его лет и сложения легкостью и протиснулся в нашу рулевую рубку впереди меня – что было эгоистично с его стороны, поскольку он был с зонтиком, а я в одном халате. Я прошел следом и закрыл дверь.

Он был коренаст и крепко скроен, лет этак пятидесяти, с загорелым скуластым лицом, на котором выделялись кустистые брови, длинный прямой нос в рот, казалось, застегнутый на «молнию». Привлекательные малый – если вам нравятся люди подобного типа. Темные колючие глаза осмотрели меня с ног до головы и, если мне и удалось произвести на него впечатление, то он сумел скрыть это. – Простите мою медлительность, – извинился я. – Слишком мало спал. Ночью нас посетили таможенники, и после этого я уснуть не мог. Никогда не лгите, если есть хоть малейшая вероятность, что правда выплывет наружу, – и заработаете репутацию безукоризненно честного человека, – Таможенники! – прошипел он так, словно хотел сперва сказать «тьфу!» или «чепуха!», но передумал. – Банда невыносимых нахалов. Да еще посреди ночи... Надо было вышвырнуть их за борт. Пусть бы там и болтались. Невыносимо! Какого черта им было нужно?

Похоже, в прошлом он имел столкновения с таможней.

– Они искали похищенные химикаты. Ограбление где‑то в Айршнре. Пропавшее судно.

– Идиоты! – Он махнул похожей на плавник рукой, посылая последнее проклятие таможенникам, я счел вопрос исчерпанным. – Скурос. Сэр Энтони Скурос.

– Петерсон. – Его рукопожатие не было мощным, но оно заставило меня поморщиться – из‑за колец, которыми были унизаны его пальцы. Я не удивился бы, увидав несколько штук и на большом пальце, но он, видимо, просто забыл о нем. – Сэр Энтони Скурос... Я слышал о вас, разумеется.

– Наверное, ничего хорошего. На родине меня не любят за то, что я всех их презираю. Они говорят, что я плохой киприот, что свои миллионы я нажил благодаря жестокости. И его правда. Греческое правительство заставило меня покинуть Афины. Это тоже правда. Я стал британским подданным и купил титул. Это тоже истинная правда. Деньги могут все. В будущем я, пожалуй, стану баронетом, но пока рынок еще не созрел. Цены должны упасть. Могу я воспользоваться вашим передатчиком? Я вижу, он у вас имеется.

– Что имеется? – Внезапный вопрос застал меня врасплох, что было и неудивительно после бессонной ночи.

– Ваш передатчик, приятель? Вы что, не слышали новости? Пентагон прикрыл несколько важных проектов. Цены на сталь падают. Мне нужно связаться с нью‑йоркским маклером.

– Простите. Конечно, пожалуйста... но... но ваш собственный передатчик? Разумеется...

– Он не работает. – Его губы сжались еще сильнее, и в конце концов произошло невероятное: его рот исчез совсем. – Это срочно, мистер Петерсон.

– Сию минуту. Вам приходилось иметь дело с этой моделью? Он снисходительно улыбнулся – уверен, иначе улыбаться он и не умел. Его, владельца супер‑радиостанции на «Шангри‑Ла», спрашивать, управится ли он с вашим простеньким аппаратом, – это все равно, что спросить у капитана реактивного авиалайнера, сможет ли он пилотировать планер.

– Думаю, что управлюсь, мистер Петерсон.

– Позовите меня, когда закончите. Я буду в салоне.

Он позовет меня прежде, чем кончит, и даже до того, как начнет. Но этого я ему не мог сказать. Всему свое время. Я спустился в салон, посмотрел было на бритву, но решил не затевать этого – все равно побриться я не успею. Так оно я вышло.