|
Я думаю, скоро они начнут повторяться. До сих пор они еще не повторялись – на этот раз они впервые провели операцию в ночное время. Судно с пробоиной в носу, все топливо вытекло на поверхность, спасательный плотик, и на нем десять человек, терпящих бедствие. Остальное вы знаете. – Да, Аннвбель. – Я знал остальное. Спасенные поднялись на борт с криками благодарности, потом выхватили пистолеты, окружили экипаж, надели всем на головы темные мешки, чтобы те не смогли узнать корабль, вызванный по радио, переправили экипаж на борт этого неизвестного судна, а затем высадили их где‑то на пустынном берегу и двое суток держали в заброшенном фермерском доме. Всегда они используют заброшенную ферму. И всегда в Ирландии – три раза в северной части, а теперь уже второй раз на юге. Новый экипаж тем временем ведет похищенное судно бог весть куда, а первые вести о нападении поступают лишь через два‑три дня, когда освобожденные моряки доберутся до телефона.
– А Бетти и Дороги? – спросил я. – Они оставались на борту, когда остальной экипаж сияли с судна? – Думаю, что да. Хотя точно не знаю. Подробности выясняются, и побеседовать с капитаном не разрешают врачи. – Только капитан знал, кто такие Бейкер и Дельмонт. – Теперь осталось сорок один, Каролина. Что вы сделали? Целую минуту я с раздражением пытался сообразить, что же он имеет в виду. Затем я вспомнил. Он дал мне сорок восемь часов. Семь из них уже прошли. – Три часа я спал. – Он, разумеется расценил это как бесполезную трату времени: его работники ее должны нуждаться во сне. – Потом побывал в полицейском участке. И уже побеседовал с одним состоятельным яхтсменом – его судно стоит на якоре рядом с нами. Мы собираемся навестить его вечером. Он помолчал. – Что вы собираетесь сделать, Каролина? – Сходить в гости. Мы приглашены – Харриет и я. На коктейль. На этот раз он молчал гораздо дольше. Затем сказал: – У вас остался сорок один час, Каролина. – Да, Аннабель. – Что то за яхтсмен? Я сказал ему. Это заняло довольно много времени, поскольку мне пришлось называть все имена по буквам при помощи его дурацкого шифровального блокнота, а кроме того, я должен был передать все, что сказал мне Скурос, и все, что сержант Мак‑Дональд сказал о Скуросе. Когда до меня вновь донесся голос дядюшки, в нем слышалась настороженность. – Черт возьми, я хорошо знаю его, Каролина. Мы обедали вместе. Одна из лучших фамилий. И я знаю его теперешнюю жену даже лучше, чем его. Бывшая актриса. Филантропка, так же, как и он. Он ведь там провел пять сезонов. Разве человек с такими деньгами стал бы все это строить, тратить свои деньги и время, если бы он... – Я и не утверждал, что подозреваю его, Анаабель. У меня нет оснований подозревать его. – Ах, вот так! – Трудно в двух словах выразить я сердечную радость, и облегчение, и чувство удовлетворения, но дядюшке Артуру то удалось без особого труда. – Тогда зачем вы идете? Слушая каш разговор со стороны, любой уловил бы в голосе дядюшки Артура ревнивые нотки, и он был бы прав. У дядюшки был только один пробел в воспитании – он был ужасный сноб. – Мне нужно побывать у них на борту. Хочу посмотреть на их сломанный передатчик. – Зачем? – Я бы назвал это предчувствием, Аннабель. Больше ничего. Дядюшка Артур вновь надолго смолк, что было характерно для нашего разговора. Затем он сказал: – Предчувствие? И только предчувствие? Утром вы говорили, что хотите что‑то предпринять. – Это само собой. Я бы хотел, чтобы вы связались с Главным Управлением страховых банков в Шотландии. Кроме того, надо поднять подшивки некоторых шотландских газет. |
