– Берни. Как поживаешь, старина? Надеюсь, ты звонишь с хорошими новостями.

– Совершенно верно, – он фыркнул. – Я получил подтверждение вашего окончания Центральной старшей школы в Санта-Крузе и сообщил вашим родителям. Мистер и миссис Пэриш, согласно соглашению, передали вам ваше наследство.

– И?

– И?..

Они спрашивали обо мне? Передавали ли привет? Гордятся ли они?..

– Что еще?

– Боюсь, я не понимаю, – произнес Бернард. – Я могу предоставить вам подробную информацию о ваших инвестициях и активах, но предпочитаю не делать этого по телефону…

– Я имел в виду, это все? Ты поговорил с ними и сказал им, что я окончил школу.

– Ну… да. Согласно…

– Соглашению. – То, в котором я специально просил, чтобы они никогда больше со мной не разговаривали. Мне стоило радоваться, что они придерживались правил, но, как мои родители, они не должны были этого делать.

– Сколько? – спросил я, усиленно моргая.

Месье Бернар деликатно откашлялся.

– Вам нужна цифра?..

– Да, просто точная цифра. Каков мой выигрыш?

Он понизил голос:

– Если суммировать все активы, ликвидные и прочие, то сумма составит около семисот пятидесяти миллионов долларов.

Огромная сумма. Потребовалось бы полжизни, чтобы ее всю пересчитать, и все же я бы отдал каждый пенни, чтобы вместо них мои родители вели себя как настоящие родители.

– Немного меньше, чем я рассчитывал, но, полагаю, и этого достаточно.

– Мистер Пэриш, я рекомендую нам как можно скорее встретиться в моем парижском офисе, чтобы обсудить детали и помочь вам…

– Скоро буду.

Я завершил звонок и смотрел, как последние лучи солнца опускаются за океан, разбрызгивая по воде золото и янтарь. Выше по побережью скалы тонули в море, и их серые и коричневые тона сменялись зеленью леса.

– Парень мог бы привыкнуть к такому виду, – произнес я, а ветер унес мои слова. Но пора уходить.

Я оторвал свою задницу с шезлонга и в последний раз вошел в Хижину. Было темно, маленькое пространство заполонили тени. И воспоминания. Самые лучшие воспоминания. Я поставил свою фляжку на длинный деревянный рыбацкий стол и вышел, закрыв за собой хлипкую дверь.

Я уже почти дошел до парковки, когда на телефоне просигналило сообщение от Ривера.

Она ушла.

Глава 24. Ривер

У мамы поднялась температура, и в четыре утра ее госпитализировали. Через несколько часов она впала в кому, затем последовал отказ всех органов, и к четырем часам дня ее не стало.

Сотрудники онкологического отделения нас узнали; в течение последнего года мы были частыми посетителями, и они быстро все поняли. Утром мы вошли в больницу вчетвером. А вышли втроем. Персонал на ресепшен не задавал вопросов. Они сочувственно улыбнулись, когда мы прошли мимо, молчаливые и потрясенные горем.

– Я думала, что была готова, – глухо отозвалась Амелия с заднего сиденья автомобиля. – Она болела целую вечность. Я… я думала, что была готова.

Я обернулся с пассажирского сиденья и посмотрел на нее. Она уставилась в окно, на проплывающие мимо уличные фонари, отражающиеся в стекле. Она не плакала. Мы с папой тоже. Он вел машину, как робот, не отрывая глаз от дороги и ничего не говоря.

Шок – это не всегда внезапный удар, выбивающий из тебя все чувства, словно обухом по голове. Этот шок ощущался так, словно меня набили ватой, а сухая кожа туго обтянула пустую оболочку. Кровь не текла по венам, глаза смотрели, но ничего не видели.