Изменить размер шрифта - +
Засовы заскрипели, калитка отворилась. Сторож, уже державший собак на поводу, сказал:

— Думный дьяк вам разрешенье дал пройти в приемную. Кто это с вами?

— Слуга мой. Он несет те чертежи, — ответил Константин.

— Ладно, пускай проходит с вами, — прохрипел сторож. — Ножей, кинжалов, сабель при себе не держите?

— Не имеем.

— Ну так за мной идите, — предложил привратник, и, миновав двор, Костя скоро уже входил в палаты, но не с главного крыльца, а через боковую дверь в стене. Через темные сени они прошли в комнату, где стояла одна лишь лавка и висел образ святого Николая. Привратник вошедшим на лавку велел сесть и ждать, сам во внутрь палат вошел и скоро появился уже с неким человеком — молодым, а точнее, моложавым. И, как казалось, за семь лет человек этот нисколько не изменился.

— Долгонько же тебя ждать было, — с порога произнес человек.

И Константин тут же шагнул, чтобы обнять старого приятеля, которого не видел, казалось, уже сотню лет.

— Думный дьяк велел у тебя забрать то, что ты принес. Он рассмотрит, разберет, через неделю даст ответ, если толк есть в принесенном. Хотя, как понимаешь, я уж ему растолкую. Нутром ведь чую, что именно ты сюда притащил. Никак чертежи оружия! — говорил Богдан.

— Так оно и есть, — подтвердил Костя.

— Ну, понятно. Хочешь сказать, что вот здесь, — и Богдан указал на свернутые в трубку чертежи, — находится спасение Москвы от будущего нападения крымских татар. Верно?

— Я принес рисунки нового оружия, которое стреляет в пять раз дальше, чем те пищали, которые есть у стрельцов и на Пушечном дворе. А еще оно стреляет в десять раз быстрее, чем все то, что видел когда-то дьяк. А уж если будет мне отказ, то я свое оружие могу продать хоть Литве, хоть Швеции, хоть Англии за золото, но уж потом не обижайтесь, коли на Русь рать иноземная попрет с таким оружием. Войско русского царя уже ее не остановит пищалями, которые фитильный запал имеют.

— Понятно все, — кивнул Богдан. — Уж передам, не волнуйся. Рассказывай лучше про свое житье-бытье. Оружие — оно, конечно, хорошо, только ведь не им одним выигрываются сражения. А как я слышал, свои сражения с историей ты проиграл…

— Верно, — вздохнул Константин. — Я понял: историю поменять нельзя.

— Ну, раз ты руки сложил, то зачем бы все это? — усмехнулся Богдан, указав на кипу чертежей. — Все равно ведь не изменишь. Правда, насколько я понял, Марию Стюарт ты все же спас. Слухом, знаешь ли, земля полнится. Только что толку-то…

— Но ведь жива она осталась!

— А кого-то вместо нее казнили. Кстати, кого именно? Ты наверняка должен это знать.

— Я и знаю…

И Косте пришлось эпизод за эпизодом выложить всю историю и с Марией Стюарт, и с Филиппом Испанским, и с королевой Елизаветой, которая заставляла его убивать политических противников…

Богдан слушал, хмурился, изредка задавал вопросы. Примерно на середине беседы он изволил, наконец, заметить, что здесь присутствует кто-то третий.

— А это кто таков? Что-то мне он не знаком.

Пришлось Косте сказать, что это его слуга, а заодно выложить все, что произошло между ним и боярином Бутыриным.

— Пожалуй, неплохо будет лишить его вотчины… А еще лучше — головы. Оккупант поганый! — сжал кулаки Богдан. — Ничего, Константин, наступит вскорости времечко, когда мы таких вот Бутыриных утопим в их собственном навозе. — Ладно, коли слуга тебе столь многим обязан — пускай остается.

Богдан все же изменился за прошедшее время.

Быстрый переход