Я спросила сдуру:

— Но почему он никогда не приезжал?

— Я полагаю, что он был кем-то вроде эмигранта, живущего на деньги, высылаемые с родины… Вероятно, бабушка считала, что меня лучше оградить от его влияния. — Синклер нажал на кнопку, опустил боковое стекло и выбросил наружу недокуренную сигарету. — Но если учесть, как все обернулось, я не думаю, что это бы что-то изменило. Так или иначе я просто унаследовал семейную болезнь. — Он усмехнулся. — А с тем, что нельзя исправить, придется смириться…

— Ты хочешь сказать, что все остальные должны смириться.

— О, перестань, мне же тоже непросто. Ты знаешь, Джейни, забавно, что ты вообще подняла эту тему — о том, что «Элви» якобы в конце концов перейдет ко мне. Как-то вечером, когда мы с бабушкой обсуждали продажу угодья и то, как поступить с Гибсоном, это был мой последний козырь, тот, который я держал в рукаве. «„Элви“ однажды будет моим. Рано или поздно он перейдет ко мне. Так почему я не могу решить сейчас, что с ним делать?» — Синклер повернулся ко мне и улыбнулся своей обаятельной, обезоруживающей улыбкой. — И знаешь, что сказала наша бабушка?

— Нет.

— Она сказала: «А вот здесь, Синклер, ты заблуждаешься. „Элви“ ничего для тебя не значит. Для тебя это просто возможный источник дохода. Ты обосновался в Лондоне, и тебе бы никогда не захотелось жить здесь. „Элви“ перейдет к Джейн».

Ах, вот как я во все это замешана! Это стало последним кусочком головоломки, и теперь картинка была полной.

— Так вот почему ты хочешь на мне жениться. Чтобы прибрать к рукам «Элви»!

— Звучит немного грубо.

— Грубо!..

— …Но я думаю, что можно сказать и так, в общих чертах. Вдобавок ко всем остальным причинам, которые я уже назвал. Которые правдивы и абсолютно искренни.

Именно то, что он употребил эти слова, заставило меня окончательно потерять контроль над собой. Из меня посыпались упреки — с грохотом, как валуны, которые сдвинулись с места и покатились вниз по холму.

— Правдивы и искренни! Синклер, ты даже не знаешь, что значат эти слова! Как ты можешь бросаться ими, и этого после того… После того, как ты сказал мне…

— Сказал о своем отце?

— Нет. Я говорю не о твоем отце. Мне наплевать на твоего отца, и тебе тоже стоит. И мне наплевать на «Элви»! Я не хочу получить «Элви» в наследство, и если бабушка оставит мне его, я откажусь, сожгу его, продам — все лучше, чем позволить тебе прикоснуться к нему своими жадными руками!

— Это не слишком великодушно с твоей стороны.

— А я и не собиралась проявлять великодушие. Ты его не заслуживаешь! Ты закоренелый собственник, и всегда им был. Тебе всегда нужно было обладать вещами… А если у тебя чего-то не было, ты просто брал это, и все. Электрические железные дороги, лодки, биты для крикета и ружья в детстве. А теперь шикарные спортивные машины, квартиры в Лондоне, и деньги, деньги и еще больше денег. Ты никогда не будешь удовлетворен. Даже если я сделаю все, что ты захочешь, выйду за тебя и отдам тебе «Элви», весь без остатка, со всеми потрохами, тебе и этого будет недостаточно…

— По-моему, ты перегибаешь палку.

— Нет, не перегибаю. Речь о другом. Нужно правильно расставлять приоритеты и помнить, что люди значат больше, чем вещи.

— Люди?

— Да, люди. Ну, знаешь, человеческие существа, с чувствами и эмоциями и всеми теми вещами, о которых ты, кажется, забыл, если вообще когда-нибудь знал об их существовании.