— Как-то все это звучит очень уж безрадостно. — вздохнул гроссгерцог. — Я-то, старый дурак, надеялся что ваши выводы будут разниться с выкладками Главного штаба, но, увы — абсолютное с ними совпадение.

— Вы что же, Макс, выходит, вытащили меня из поместья и заставили трястись по разбитым дорогам в холодной карете лишь для того, чтобы выслушать мое мнение о ходе кампании и ее перспективах? — Мария-Габриэль сделала из бокала с вином изрядный глоток и скорчила скептическую гримасу.

— Ну, не совсем. — монарх Бранденбурга откинулся на спинку кресла. — Понимаете ли, Мике, восток Померании сейчас практически лишен войск, и если бы туда вторгся еще кто-то, кампания была бы закончена до окончательного установления холодов.

— Ну, Польшу можно сразу же отбросить — их устремления в Силезии вступают в противоречия с вашими интересами, и они, скорее, поддержат наших недругов, а вот пруссаки… — графиня призадумалась. — А что, собственно, вы можете им предложить за такое вмешательство?

— Полагаю, вполне можно было бы пожертвовать Данцигом. — пожал плечами гроссгерцог.

— Данцигом… — эхом повторила графиня за своим сюзереном и вновь сделала изрядный глоток. — Данциг, это неплохо, Фридрих Вильгельм, может, и согласиться…

— Есть, правда, одна маленькая сложность. — произнес Максимиллиан Капризный. — Наш посол в Пруссии, он, как бы это поточнее выразиться, ни рыба, ни мясо, влияния там не имеет, связями не обзавелся — дрянь у нас в Пруссии посол-то, к чему лукавить? А вы известны в самых различных кругах Европы, и, возможно, к вам в Кёнигсберге прислушаются быстрее, чем к этому недоразумению.

— Да уж прислушаются, можете не сомневаться, — язвительно отозвалась фон Эльке. — Это что же, я верно понимаю, что вы погоните старуху в Пруссию по морозу?

— Какая же вы старуха, Мике? — Гогенштаузен благодушно улыбнулся.

— Весьма свой земной облик поизносившая, — не поддалась на лесть графиня. — Ладно, Господь с вами, Макс — вы же все равно не отстанете, съезжу я туда, давно надобно было навестить Канта — старик Иммануил последние годы изрядно сдал, неизвестно, увидимся ли с ним еще, если стану откладывать поездку. Но, учтите, даже если миссия моя и будет успешной, — что и не факт вовсе, ибо это приведет к конфликту Кёнигсберга со Стокгольмом, — выступления пруссаков уже этой осенью я не обещаю. Более того, я бы на него рассчитывать и не рекомендовала.

* * *

Фельдмаршал Йоахим фон Берг распечатал депешу, махнул рукой вестовому, ее доставившему — присаживайтесь, мол, юнкер, — вставил монокль в левую глазницу и, склонившись над посланием у канделябра с тремя полусгоревшими, потрескивающими свечами, внимательно изучил написанное.

— Однако, кхе-кхе. Неожиданно, право слово, неожиданно в высшей мере. Я-то уже, грешным делом, думал, что ваша дивизия где-то по дороге потерялась, хе-хе, а оно эвон как… — командующий убрал монокль на место, открыл табакерку с нюхательным табаком, взял понюшку, с трубным звуком втянул ее в правую ноздрю, оглушительно чихнул, разметав по столу какие-то документы, и повернулся к дежурному адъютанту.