Месяц спустя состоялось специальное заседание Совета Космологии и Космогации, призванное урегулировать то ненормальное положение, в котором из-за своего беспрецедентного и малопонятного поступка оказался великолепный специалист. Дать Совету официальное объяснение своим действиям Андрей отказался; когда ему предоставили слово, он сказал лишь: «Я считаю, что поступил честно, следовательно, должным образом. Одна проблема, давно требовавшая решения, наконец решена; то, что на ее месте возникла другая, вполне естественно Я выполнил свой долг так, как его понимал, и теперь с благодарностью приму любое решение высокого Совета». Его долго обвиняли в высокомерии потом ~ и в глаза, и за глаза.

    Мнения членов Совета разделились; дискуссия быстро зашла - или ее участникам показалось, что зашла - в тупик. Во всяком случае, стало ясно, что директивно вопрос решить нельзя.

    Тогда Совет призвал ко всеобщему референдуму пилотов, в результате которого Андрей довольно значительным большинством голосов был отстранен не только от командования, но и от пилотирования в составе экипажей навечно.

    Не раз Андрею снилось с тех пор, что на Солнце сброшен он сам; не раз он с криком просыпался, чувствуя нестерпимый жар протуберанца…

    Он шагнул вперед.

    Люк еще не успел полностью раскрыться, еще не успокоился воздух в переходной камере, встревоженный выравниванием давлений, а он шагнул вперед, потому что там, по ту сторону распахивающегося панциря, он уже видел глаза Соцеро.

    За спиной Соцеро были какие-то люди. Андрей видел их смутно, у него все плыло перед глазами.

    Так они стояли.

    -  У тебя рубашка в крови, - произнес наконец Соцеро.

    -  Пришлось резко тормозить, - сипло ответил Андрей. - Да еще расхождение с этим дурным космоскафом… Текло из носу.

    -  И на ушах…

    Андрей потрогал и тут же отдернул руку.

    -  Значит, и из ушей.

    В глазах Соцеро стояли слезы. И гордость, и жалость, и только что пережитый страх.

    -  У тебя отнимут права, - сказал он, подразумевая яхтправа.

    -  Не привыкать, - ответил Андрей, и Соцеро понял, что Андрей имеет в виду гораздо большее.

    -  Ты мог крышку ангара пробить.

    -  Черт с ней.

    -  Ты чуть скаф с академиками не размазал.

    -  Провалились бы они все!

    -  Андрей, тебя же немедленно отправят обратно!

    -  Ха, посмотрим, как у них это получится. Я обогнал ближайший патруль на полтора часа. К тому же я, может, еще и нетранспортабелен, - добавил он почти кокетливо.

    У Соцеро задрожали губы. И только тогда он обнял Андрея, а уж тогда Андрей обнял Соцеро. И повис на нем. Соцеро понял. Так и не успев расплакаться, он подхватил Андрея на руки и поволок прочь из залитого ослепительным светом ребристого ангара.

    -  Это мой друг, - сообщил он расступившимся людям.

    Один из них бросился вперед и раскрыл перед Соцеро тяжелую дверь.

    -  Как я летел, - шмыгая носом, сладостно прошептал Андрей, прикрыв глаза. - Это же сказка… поэма… Если бы ты видел, как я летел.

    -  Я видел кое-что, - ответил Соцеро. - Псих. Бандит. Это мой друг, - сообщил он двум шедшим навстречу людям, которые молча прижались, пропуская их, к стене коридора.