|
Затем он вернул кувалду кузнецу, достал из‑за пояса колотушку и подвесил ее на только что забитый гвоздь.
По толпе, которая теперь плотным кольцом окружала навес кузнеца, пробежал удивленный ропот. Кузнец искоса посмотрел на колотушку.
– Да, – сказал он минуту спустя. – Я помню, как сам сделал для Костолома эту железяку. Это было лет восемь или десять назад. До этого они били в свой гонг деревяшкой.
Он повернулся к Биллу. Сзади, над опаленной шкурой на широком правом плече кузнеца, Билл увидел выжидающе смотревшего на него Холмотопа.
– Значит, ты в самом деле был прошлой ночью внизу, на территории разбойников, верно, Кирка‑Лопата? – сказал кузнец. – Как тебе это удалось?
– Что ж, могу рассказать, – ответил Билл.
Толпа вокруг навеса смолкла, и Билл понял, что от него ждут чего‑то большего, чем простого рассказа о его ночных похождениях. Сейчас не время было проявлять скромность. Собственно, скромность не слишком высоко ценилась среди Дилбиан, за исключением тех случаев, когда она служила прикрытием для тайного бахвальства. Дилбиане в этом отношении напоминали хороших рыболовов, которые всегда преувеличивают размер, вес и количество своей добычи.
– Могу рассказать, – повторил Билл. – Все вы знаете, что из себя представляет долина. Со всех сторон ее окружают высокие скалы, единственный вход перегорожен частоколом. А ворота в частоколе закрываются с заходом солнца. Вы думаете, что в долину даже муха не пролетит. Но я туда пробрался и не хвастаюсь этим. Знаете почему?
Он подождал, пока кто‑нибудь не спросит почему. На помощь пришел кузнец.
– Почему, Кирка‑Лопата? – спросил Плоскопалый.
– Потому что это было совсем просто для Коротышки вроде меня, – сказал Билл, помня о том, как отнесся к его скалолазанию Холмотоп, когда они возвращались в деревню. – Даже если бы это было тяжело для настоящего мужчины, тот факт, что для меня это было легко, не позволяет мне особенно этим гордиться. Вы спрашиваете, как я проник в долину? Мне хватит двух или трех слов, чтобы рассказать, как я проник в долину. Я спускался по одной из скал, пока не оказался внизу. А когда я собрался возвращаться, я взобрался обратно по той же скале!
На мгновение наступила абсолютная тишина, а затем из толпы послышался недоверчивый ропот. Билл остановил их, подняв руку.
– Нет, нет, – сказал он. – Как я уже говорил, я этим не особенно горжусь. Конечно, вы можете сказать, что я поступил весьма самоуверенно, отправившись в это разбойничье логово в одиночку, и никто не смог бы мне помочь, если бы меня обнаружили. Кто из вас решился бы на подобное, особенно после захода солнца?
Билл замолчал, ожидая ответа. Но из толпы не отозвался ни один доброволец, которому доставила бы удовольствие подобная экскурсия.
– Но, повторяю еще раз, – продолжил Билл, – так или иначе, я не могу поставить себе этого в заслугу.
В ответ на такое заявление послышался изумленный гул, отчего на ум Биллу пришло довольно забавное сравнение с басовитым гудением роя огромных шмелей. Он подождал, пока шум утихнет, и продолжал:
– Нет, я не испытываю особой гордости по этому поводу. Мне, собственно, совсем не было страшно идти в одиночку среди разбойников, чтобы стащить эту колотушку, которая здесь висит. Видите ли, я знал, что, если столкнусь с кем‑то из них, то смогу справиться с ним без особых проблем.
– А если бы ты столкнулся с целой компанией? – спросил голос из толпы. – Что тогда, Кирка‑Лопата?
– Это меня вовсе не волновало, – ответил Билл. – Я мог бы справиться с любым их количеством, с каким мне пришлось бы столкнуться. – В толпе прямо перед ним возникло какое‑то шевеление, и он увидел невероятно толстую фигуру Еще‑Варенья, скромно пробиравшегося в первые ряды. |