Мать умерла, когда я учился в колледже, а вскоре все семейные записи погибли при пожаре… Единственное, что я могу рассказать о своем происхождении, так это то, что мы жили в Чикаго, девичья фамилия матери была Макинтош, а моя фамилия пишется через <в>. Больше я ничего не знаю. На этом моё выступление можно считать законченным.
Его признание глубоко тронуло всех присутствующих, и несколько мгновений в зале стояла тишина, за которой последовали аплодисменты. Какая-то женщина всхлипнула. Сказать, что жизнь ему выпала нелегкая, было бы преувеличением, однако случился в ней тёмный период, когда он потерял всё, включая уважение к самому себе.
Домой его отвезли Ланспики. По дороге Кэрол сказала:
– Квилл, я и не подозревала, что ты такая таинственная личность.
– Не возражаете, если я включу радио? – спросил Ларри. – Сейчас будут передавать новости.
Известие, которое они услышали, было печальным: <Сегодня после продолжительной болезни в городской больнице Пикакса скончался в возрасте восьмидесяти лет Осмонд Хасселрич, старший партнёр фирмы "Хасселрич, Беннет и Бартер", прослуживший юристом в нашем округе более шестидесяти лет. Он был уроженцем Литл-Хоупа и пережил жену, двух братьев и дочь>.
– Это конец целой эпохи, – вздохнул Ларри. – Хасселрич был настоящим джентльменом старой школы. По его собственным словам, он являлся <простым провинциальным юристом, но таким, каких поискать>. И он был прав! – Свою речь Ларри завершил в лучшем ораторском стиле: – Прощай, благородный Осмонд!
Собственные воспоминания Квиллера о старом джентльмене были связаны прежде всего с привычкой последнего поить чаем своих клиентов. Чай Осмонд неизменно разливал старческой трясущейся рукой в фарфоровые чашки из сервиза его бабушки.
Сиамцы встретили Квиллера, чинно сидя бок о бок с таким видом, будто знали: произошло нечто значительное. Коко сразу направился к автоответчику, на котором Квиллер нашёл запись, оставленную Бартером, младшим партнером фирмы: <Квилл, Осмонд умер! Я был с ним до самого конца. Он передал кое-что для тебя. Не мог бы ты завтра в полдень встретиться со мной в "Макинтоше"? За ланчем мы поговорили бы об этом. Позвони мне в контору>.
<Он завещал мне бабушкин сервиз! – с испугом подумал Квиллер. – Зря я так непредусмотрительно расхваливал его фарфор>.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
17 сентября, четверг.
Что обезьяна видит, то и делает.
Спустившись утром вниз, Квиллер спросонья ничего не мог понять: сиамцы сидели рядышком, как обычно, обернув лапы хвостом и навострив уши, но высотой они были по два фута, а каждое ухо не менее пяти дюймов. Затем он сообразил, что это тени на полу, отбрасываемые в косых лучах утреннего солнца, а сами кошки сидят на подоконнике, наблюдая за птицами.
Ещё один сюрприз ожидал его, когда он включил радио, чтобы прослушать сводку новостей: <Вскоре после полуночи в лесу около шахты "Большая Б." было совершено нападение на помощницу шерифа. Мисс Гринлиф наткнулась на оставленный без присмотра пикап, принадлежащий местному жителю Джону Кэмпбеллу, которого подозревают в убийстве чикагского бизнесмена. И в этот самый момент ей нанесли удар по голове тупым предметом. Придя в сознание, она обнаружила, что исчез выданный ей револьвер. Таким образом, подозреваемый теперь вооружен и очень опасен. Это белый мужчина двадцати с небольшим лет, ростом шесть футов два дюйма, весом двести пятьдесят фунтов. Когда его видели в последний раз, на нем была спортивная форма, с эмблемой округа Мускаунти, изображающей оленя>.
Квиллер обсудил новость с сиамцами, пока те поглощали свой завтрак:
– По-видимому, у Боза кончился бензин, и он попытается с помощью револьвера обзавестись какой-то другой машиной. |