– О нет, – ответила Элинор, – насчет двери ты можешь сэра Питера не винить. Она висит там со времен моего деда. У одного из кастелянов бывали припадки безумия, когда он пытался убить всякого, кто оказывался под рукой.

– И твой дед тем не менее оставил его управлять замком? – рассмеялся Иэн, и сон ненадолго покинул его.

– Кастелян тогда был уже очень стар. Замком управляли его сыновья и справлялись хорошо и с замком, и с землями, и со своим отцом. Что мог сделать дед? Ты же не станешь выбрасывать на улицу старого слугу только за то, что от старости он стал бесполезным.

– Ты права. – Иэн вздохнул, и глаза его опять начали закрываться. Но он тут же распахнул их во всю ширь. – Сэр Питер случаем не тех же кровей? – поинтересовался он. – Это могло бы кое что разъяснить. По правде говоря, мне его действия все больше кажутся скорее безумием, чем злонамеренностью.

– Нет. Это не объяснение. Младший сын того кастеляна тоже сошел с ума и покончил с собой. Старший погиб в бою. Детей у них не было – к счастью, я думаю, – и мой дед назначил сэра Питера. Спи, родной мой. Мне кажется, сюда идут остальные, и за ними я тоже должна поухаживать.

Глаза Иэна опять закрылись, и опять усилием воли он раскрыл их.

– Элинор. – Она тут же обернулась и наклонилась к нему. – Посмотри голову Джеффри, – пробормотал он. – Цирюльник говорит, что с ним все в порядке, но и ты взгляни.

Он проспал несколько часов, пока Элинор обрабатывала довольно легкие ранения, полученные Ллевелином, Солсбери и Гвенвинвином, и осмотрела Джеффри и Оуэна, чтобы убедиться, что их лечили должным образом. После того как Гвенвинвина заперли в той самой спальне – в точности подходящей как его титулу, так и его положению пленного, – она наконец подошла к сэру Питеру, который в испуге не знал, куда девать глаза.

– Я совершил большую ошибку, – произнес он, делая над собой усилие, – но я желал вам добра. Я считал, что буду более преданным слугой, чем тот, кого назначил бы ваш муж в угоду лорду Ллевелину. Моей ошибкой является то, что я неправильно оценил лорда Иэна, а не мои намерения.

– Разве я не говорила вам, что лорд Иэн никогда не сделает ничего мне во вред? – Слова звучали резко, но были бы куда резче и холоднее, если бы Элинор сама не стала жертвой подобных же подозрений. – Он, конечно, любит своего брата по клану, – добавила она уже мягче, разжалобленная серым лицом, окровавленными доспехами и полными отчаяния глазами. – Но мы с ним одной плоти, одной крови и одной кости. Вы больше никогда не должны в нем сомневаться. А что касается вашей судьбы – мы все сегодня слишком устали. Завтрашний день наступит уже скоро.

Она еще более смягчилась, неожиданно вспомнив, когда смотрела на обреченное лицо сэра Питера, что боль в глазах Иэна исчезла, и Изабель оказалась права.

– Идите отдыхайте. Поскольку все окончилось достаточно благополучно, вам не нужно бояться меня. Думаю, мы с вами помиримся.

К сожалению, явное сочувствие Элинор лишь развязало язык сэру Питеру, вместо того чтобы успокоить его. Ей пришлось выслушать от него всю историю, и уже была полночь, когда она смогла вернуться в комнату, где спал Иэн. Она вошла тихонько, жестом приказав слугам, сопровождавшим ее, положить тюфяк и одеяло на пол рядом с кроватью. Затем, не произнося ни слова, она велела им удалиться.

Иэн спал, и она не хотела будить его. Она поставила на стол блюдо с холодным мясом и хлебом, которые принесла с собой, и накрыла его салфеткой. Он пропустил ужин, но сон, как она полагала, был ему куда нужнее. В сумрачном свете одинокой свечки она развязала пояс и сбросила с себя тунику. В тот момент она не имела понятия, куда поместили ее багаж с одеждой, который был при ней.