|
Вокруг него зияла пустота, вся в призраках и руинах минувших встреч, неначатых дружб, несостоявшихся связей: он уйдет, исчезнет, превратится в прах, в пыль, в пепел, не оставив после себя ни следа, ни памяти. И горше всего для Золотарева было сознавать, что эту долю он выбрал себе сам, что у него давно не осталось ни сил, ни желания что-либо исправлять в своей судьбе и что завтра утром он встанет и, не сожалея ни о чем, двинется дальше, по той же наклонной плоскости.
«Надо будет завтра нажать на путейцев, — проваливаясь, наконец, в сон, решил Золотарев, — действительно, безобразие!»
3 «Здравствуйте, любезный брат мой Матвей! Во первых строках своего письма радуюсь сообщить, что вашими молитвами, слава Богу, живу хорошо, чего и вам желаю. Душевно уповаю, что доехали вы до места в добром здравии и спокойствии. Лето тут у нас выдалось жаркое, сушь кругом стоит такая, что не приведи Господи. Жизнь моя катится со дня на день в трудах и молитвах, конец срока скоро, только пустят ли, все в руках Вседержителя нашего, оставят, значит, воля Его нести мне крест этот дальше, как нес его досе, но в кресте моем есть, однако, радость душевная способствовать ближним страждущим в узилище, чего по мере возможности делаю каждодневно. Донимают, правда, мытари в разных чинах и званиях, да ведь завещивал нам Всевышний, а Иван Осипыч, наставник наш, наказывал: «кесареву кесарево». Сам Христос мытаря жаловал, а нашему брату грешному совсем незазорно, посреди них всякие бывают, иной раз даже с совестью, жалеют узников, сердцем открыться норовят, только я, сами знаете, давно зарок дал не расточать душу в суесловии, в молчании много услышать можно, такие бездны, такие горние выси у людей внутри открываются, что передать боязно. Намедни наведовались ко мне гости из области, а с ними, сами не поверите, Илья Золотарев, погубитель Ивана Осипыча, в большие начальники вышел, другие кругом него вьюном крутятся, я его сразу признал, в прежнем облике, заматерел только, пока столовались, он всё глаза прятал от меня, тоже признал, значит. Не нам судить его, брат, ему совесть его судья, а коли глаза прячет, жива она у него, зудит внутри, томится человек смертной мукою. Много нынче таких-то вот, грехом прибитых, но не затоптанных, живут, грешат, маются, прорастают сызнова сквозь самих себя, не убили, значит, душу живу, выстоит, опять к Богу подымется. Наше дело, брат, пастырское, поспособствовать только, недаром в Писании сказано: «Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас». Пишу я это, брат, к тому, что, по застольному разговору судя, направляется Илья в ваши местности наводить суд и порядок, по этой причине не держите на него сердца, коли судьба сведет, во имя Господне и слово наставника нашего Ивана Осипыча, видно, и так приходит его час, тоска у него в глазах смертная, чернота в облике проступает, дух серный идет, не нам грешному в душу соль сыпать. Письмо это доставит вам верный человек, вчерашнего дня освободился, едет к вашему морю, счастья попытать. Остаюсь завсегда ваш, меньшой брат Иван, Христос с вами».
Глава восьмая
1 «Я не знаю, почему они разрешили мне эту маленькую поблажку, но уж коли это случилось, внук, я хочу попрощаться с тобой. Сегодня четвертое июня тысяча девятьсот сорок пятого года, запомни это число. Уверен, что это наше последнее свидание. Не думаю, что тебя свяжут со мной, ты слишком молод для этого, за тобой ничего нет. Я уверен, что ты выживешь, у тебя еще все впереди, ты еще вернешься и увидишь наших, а я уже одной ногой там, коли они не убьют, умру сам по себе, без их помощи. Жалею только, что это случилось с нами так неожиданно и нелепо. Я ожидал всего, кроме предательства, подлой измены офицерскому слову. Если выживешь, опиши всё, что увидишь, услышишь, с кем встретишься, опиши без прикрас, не сгущай красок, но и не ругай доброго, а главное, не ври! Расскажи только правду, даже если она будет кому-нибудь не по вкусу, горькая правда лучше сладкой лжи. |
