На ней не было брони, как в прошлый раз, да и меч, собственно говоря, совсем не тот, который она накастовала себе тогда. Как иначе, если ее силы и силы Гидеона разнились? Ее магия была теоретическая, а его – воображаемая. Тем более забавно, что их плоды функционально не отличались.

Забавно. Да уж, очень. Прямо брось все и смейся.

– Да, – подтвердил Гидеон, и Париса со вздохом крепче стиснула эфес. – А ты солгала насчет Принца.

Исходящий от замка дым как бы приманивал. Ведь от огня либо бегут, либо тушат его. Интересно, что выберет Париса? В конце концов, чары – ее, а это конкретное сознание – астральный план или что иное, – в некотором роде принадлежало ей, если судить по предыдущей встрече.

Париса бросила на Гидеона взгляд искоса.

– На чьей ты стороне?

– Я не устанавливал на тебя ловушку, если ты об этом. – Для этого он был слишком изможден; не знал и не догадывался, что она придет. Конец света не наступил, но пропало многое из того, что ему было дорого.

Куда податься, чем заниматься теперь, когда не стало Нико де Вароны? И от чего теперь бегать, когда мертва мать? Гидеон оказался в подвешенном состоянии, ничто не толкало его вперед, но и не тянуло назад.

Хотя, возможно, нечто еще взывало к чувству долга.

– Вообще-то я не хотел, чтобы они попали внутрь, – объяснил Гидеон. Он не питал ненависти к Далтону Эллери, Обществу или к чему-то еще. Он вообще не мог ненавидеть то, что любил Нико де Варона. – Я не стремился разрушить архивы, но меня все равно заставили бы открыть их. Я лишь хотел…

Остановиться. Отдохнуть. Погоревать.

– Ага, – ответила Париса, словно понимала его, а меч у нее в руке вспыхнул. – Ну ладно, идем тогда. В путь.

И она пошла первой, уверенная, что Гидеон за ней последует; возможно, это было очевидно. В конце концов, он ведь ждал ее. Сам вручил ей клинок, как бы говоря: он намеренно пришел помочь с поисками того, что сам же навлек на их головы.

Счетовод, приходивший накануне ночью, затаился на краю подсознания и явно не собирался уходить до конца нелюдьской жизни Гидеона. Он обещал ждать, пока долг Эйлиф не будет погашен, Принц освобожден, а содержимое библиотеки – украдено. Гидеон, который одной ногой всегда в царстве снов, знал, что не уснуть ему тяжелее, чем отправиться в странствие. Он и держался-то лишь ради одного человека, того, кто больше не дышал, не смеялся. Кто больше не видел сны.

И так, не испытывая больше ничего, кроме гнева, чувствуя внутри себя лишь пустоту, Гидеон пришел к простому решению: в жопу поместье. Гори оно синим пламенем.

Когда грань между сном и явью привычно подернулась туманом, Гидеон просто подумал: «Принц, которого ты ищешь, здесь». Перед ним сразу же материализовались телепатические защитные чары. Те самые, которые он когда-то трепал, словно струны, при Нико, – показывая, что за компанию он выбрал, за какой мощной стеной теперь живет.

Гидеон снова нащупал их и устало подумал: ладно, сраные исполинские ножницы, – и перерезал чары, словно мультяшный мэр ленточку на каком-нибудь благотворительном приеме. Он даже не видел, как рядом возник Счетовод. Не заметил, как его голос обрел плоть: он словно бы просочился в сон, ядом влетел в отдушины. Дверь в телепатическую клетку распахнулась – иди не хочу. Гидеон мог бы покинуть поместье, уйти. Он видел, как закрывается окно возможностей, и со вздохом подумал: «Нико будет сильно разочарован».

Потом, когда защитные чары дома разрушились, он услышал далекий крик из архивов и заставил себя проснуться.

Теперь Гидеон вернулся в царство сна и тащился следом за Парисой, пока она на ходу обозревала разгромленный замок Принца и окрестности. Чем дольше они шли, тем плотнее она сжимала губы в тревоге. Шипы даже не думали расступаться, деревья почти не замечали ее присутствия.