Она устремилась в сторону читального зала, на звуки борьбы. Ощутила присутствие в архивах угрозы. Мельком машинально подумала на Нико, вдруг он встретит ее фразой: «Прикол, Роудс, как будто такая мелочь, как смерть, помешает мне испортить тебе жизнь!», но поняла, кто это, едва увидев его со спины. Этой встречи она и ждала, и страшилась.

– Каллум, – сдержанно произнесла Либби, входя в комнату и видя на полу Далтона с пеной у рта; рядом, не приходя в сознание, билась в припадке Париса. Гидеон тянулся к ее плечу, упав в проходе между нею и перевернутым столом. На его лице застыло умиротворенное выражение, как будто он просто заснул.

– О, ну заебись, – с отвращением произнес Каллум при виде Либби в дверях. – То, что доктор прописал. Мало ты бардака натворила, Роудс?

Да, подумала она. Я все засрала. Ты был прав на мой счет, Каллум, я не создана для могущества. Слишком слаба, чтобы нести это бремя с достоинством. В этом мире я существую лишь для того, чтобы ломать то хорошее, к чему прикоснусь.

Но вместо этого она шагнула ему навстречу. Потом сделала еще шаг. Третий, четвертый – прибавляя ходу и глядя на Каллума с болезненным удовольствием, когда выражение его лица изменилось, когда он побледнел, запоздало поняв, что ему грозит. От удивления он не смог шевельнуться, и Либби врезала ему по морде. Есть! Будто с первой попытки попала из лука в центр мишени.

Он, почти не сопротивляясь, тяжело грохнулся на пол. Либби не сразу поняла, треснула она его просто кулаком или вложила в удар магию. При этом Каллум выронил какой-то предмет, нечто металлическое, и он скользнул ей под ноги.

Присмотревшись, Либби чуть не завизжала от смеха, чуть не затряслась от беззвучного плача. Пистолет, мать его! Пистолет. Прямо чеховское ружье. Атлас, болван, сидел в этих стенах и читал «Бурю», а все это время тут разыгрывался «Гамлет»! Завтра, послезавтра и послепослезавтра Либби ждет одна только месть. Сказка в устах идиота, которой нет смысла кончаться сейчас, когда она зашла так далеко.

Либби подобрала небольшой пистолет, взвесила его в руке. «Держи себя в руках. Эмпаты могут много чего натворить с сильными эмоциями», – предупреждал ее как-то Нико, однако Либби больше не опасалась манипуляций Каллума. Она больше совсем не опасалась Каллума.

Пистолет был холодный, безжизненный. Каллум тем временем сел, держась за лицо; на кармане его окровавленной рубашки висела пара цветных очков. Либби расквасила ему нос, а то и череп проломила. Лицо у него опухало прямо на глазах, искажая иллюзию, так что приоткрылась часть подлинной внешности. Либби уж ждала, что под фальшивыми скулами проступит паутина, а под покрасневшими веками – скрытые бельмами глаза. Оказалось, она мысленно наделила Каллума собственным цветом волос и глаз, какой-то своей, фирменной непримечательностью, и поняла: они ему превосходно подходят. Как будто где-то в глубине души она знала, что в нем живут ее несовершенства.

Либби снова подумала о том, о чем когда-то уже размышляла в стенах этого самого дома, – о том, что каких-то специализаций существовать не должно. О том, что не должно существовать некоторых людей. Она сама не успела сообразить, как хочет поступить дальше, когда вскинула пистолет. В ушах загрохотала кровь. Париса билась на полу в конвульсиях. Веки Далтона трепетали. Гидеон выглядел так, словно никогда уже не проснется.

Она начала это два года назад, и она это завершит.

– Продолжай, – прокряхтел Каллум, улыбаясь сжатыми губами, и в груди у Либби щелкнуло спусковым крючком сомнение.