Знание решения зачастую предполагало ответственность за сам вопрос, а это уже было обременительно, как и всякое призвание. Когда Эдвину сравнялось шестнадцать, его работой стало обеспечивать отцу комфортный уход из жизни. Когда ему исполнилось двадцать четыре, пришла очередь матери. Несмотря на то что умерли родители относительно рано, оба верили, будто свое предназначение на земле они выполнили. Ведь не может человек разочароваться в себе, если явил на свет чудо. Эдвин их переживет, он будет хорошим. Это и был смысл наследия. Продолжения тела.

Эдвин совершенно определенно был медитом и выбрал альма-матер отца, Лондонскую школу магии, ведущий университет в своей области. Мир дал зеленый свет развитию колдовских технологий – чтобы магия стала решением всех проблем общества, даже тех, которые сама же и породила. Вначале Эдвин обучался на биоманта-диагноста в надежде открыть свою практику, хотя, наверное, мог бы выбрать и стезю попрестижнее. С тем же успехом герцог мог пожелать стать адвокатом – какой в этом смысл? Однако к делу спасения человечества, к тому, чтобы стать хорошим, Эдвин относился очень серьезно. Он сидел у коек больных, держа их за руки. И будучи с рождения чудом, Эдвин всего себя отдавал работе.

Так он и столкнулся с болезнью, одолеть которую оказался не в силах. Он не знал, как назвать ее. Дезинформация? Токсичная форма ненависти? Безымянные болезни было трудно диагностировать: в медицине надо еще знать, что ты видишь. Со временем она проявилась в нескольких формах. Движение антиваксеров; религиозный фанатизм, заставляющий людей упорно отказываться от лечения; нетерпимость, из-за которой отказывались лечиться именно у него. Эдвин прилично так углубился в исследования, когда узнал о продвинутых биомантских техниках, позволяющих переписывать генетический код; это сильно походило на то, что умел Эдвин, только обезвреживало бомбу заблаговременно. Исключало саму ее вероятность. Естественно, нашлись те, кто применял техники не по назначению – или не совсем по назначению, как, например, когда медит при достаточных навыках мог убрать чувствительность к пыльце, или сделать ребенка непривередливым в еде, или развить умение сосредотачиваться когда нужно.

Это немного напоминало угадайку, статистическое вычисление потенциальных ошибок, и да, возможно, на горизонте правда маячили злоупотребления: работа Эдвина стоила дорого, к нему обращались самые привилегированные и титулованные особы; это был один тех моментов, что лишний раз заставляли вспомнить об этике. Однако дело складывалось не в пользу Эдвина, а в пользу какого-то абсурда, «естественного порядка вещей». Веры в нечто «природное», которую богатые лицемеры насаждали низам, хотя именно последние, жертвы манипуляций, нуждались в лечении больше всех. Возникал экзистенциальный парадокс: стойкое убеждение, будто люди добры, тогда как человечество в целом – отбросы. И чем дальше новая биомантия развивалась, тем больше люди, в массе своей, видели в Эдвине Санджрани дьявола или террориста. Правда, непонятно было, как это связано с его личностью или ремеслом.

Это все, конечно, шло в нагрузку, а так Эдвин был восходящей звездой, плюс снискал любовь однокашников, потому что, невзирая на мелкие экзотические моменты вроде его имени и лица, располагал средствами, добился успеха и повидал мир, а потому считался в меру пафосным.