Я подошел к полатям и низко, коснувшись пальцами пола, поклонился.

    -  Ты правда умеешь лечить?

    -  Правда, государыня, умею.

    -  Учился где или от Господа?

    -  И учился, и от Бога. Позволь посмотреть, чем ты больна.

    -  Гляди, не жалко, - бледно улыбнулась Марья Григорьевна. - Как голубчик мой Борис Федорович преставился перед Всевышним, с тех пор головой и маюсь.

    -  Понятно, - сказал я, подходя к ней вплотную, - после большого горя такое часто случается.

    Теперь вблизи было видно, какие у царицы усталые, грустные глаза. Набрякшие от частых слез веки были полуопущены, отчего издалека казалось, что она то ли напугана, то ли подозрительна.

    -  Ложитесь, - попросил я, - я вас полечу, а потом вам нужно будет подольше поспать. Надеюсь, после этого голова болеть перестанет.

    -  Полно, голубчик, меня иноземные доктора, коих покойный муж привез со всего света, не смогли вылечить. Куда тебе с ними тягаться!

    -  Попробую, может быть, и получится. Вам для лечения ничего не нужно делать, просто ложитесь удобнее и закройте глаза.

    Мария Григорьевна кивнула дочери и послушно выполнила мою просьбу. Я перекрестился на иконы, не потому, что надеялся, что они мне помогут, а для того, чтобы успокоить религиозную подозрительность Ксении. Она чувствовала ответственность за то, что приблизила к матери никому не известного человека и смотрела за мной в оба. Дальше я применил свою обычную методику и спустя четверть часа царица крепко спала, а я был почти полностью обессилен. Надо сказать, что мои шаманские пассы на Ксению произвели хорошее впечатление. Теперь она смотрела на меня без прежней плохо скрытой враждебности. Отчасти даже благосклонно.

    -  Что с матушкой? - спросила она, когда мы тихо вышли из опочивальни.

    -  Страдает после смерти вашего отца. Если сумеет отвлечься от горя, тогда скоро выздоровеет. Ей стоило бы съездить на богомолье в святые места. Только теперь этого делать нельзя, на дорогах слишком опасно.

    -  Неужели у нас не хватит стрельцов, чтобы в пути отбиться от разбойников?! - высокомерно воскликнула Ксения.

    -  Царевна, - устало сказал я, - мне нужно отдохнуть. Давай отложим спор до следующего раза. Если я тебе больше не нужен, разреши уйти.

    -  Нет, уходить тебе пока рано, ты же обещал вылечить матушку. А отдохнуть можешь в моих покоях.

    Предложение прозвучало так двусмысленно, что я не нашел, что сказать, только скосил на нее взгляд. Однако васильковые глаза смотрели так безмятежно, что я устыдился своих мыслей.

    Жила Ксения в покоях рядом с матушкиными. Как и у той, ничего интересного в ее помещениях не оказалось. Разве что наряженная в лоскутное платьице карлица, с шутками и прибаутками, которых я не понял, подбежавшая к царевне. Ксения незаметным движением руки ее остановила и велела устроить меня на отдых. Карлица удивленно осмотрела мужчину, позвала за собой и побежала впереди, забавно перебирая коротенькими ножками. Однако как только мы остались одни, сделалась серьезной и, взглянув на меня без улыбки, спросила:

    -  Ты, добрый молодец, кто таков?

    -  Лекарь, лечу царицу от головы, - вежливо ответил я.

    -  А почему отдыхать среди бела дня собрался, да еще в женских покоях? Никак сам занемог?

    Шутка вышла вполне серьезная, и я так же серьезно на нее ответил:

    -  Что делать, голубушка, и лекаря, случается, болеют, не болеют одни ангелы небесные.