— Благодарю вас, — завершил допрос Энсти, и миссис Хорнби, изменив угол наклона своей шляпки, уже собралась сойти со свидетельского места, когда поднялся сэр Гектор и устремил на даму устрашающий взор.

— Вы произнесли некую фразу, — заговорил он, — насчет общества покровительства умалишенным. С какой целью, позвольте осведомиться?

— Ни с какой, по ошибке, я думала о другом.

— Вот именно, о другом. Вы сверялись с бумагой, которую держали в руках.

— Я не сверялась с ней, а лишь смотрела на нее. Да, у меня случайно оказалась петиция общества покровительства умалишенным. Но ко мне она не имеет отношения: я не принадлежу ни к этому, ни к какому-либо иному обществу и пока не тронулась умом.

— Этот документ вы ошибочно приняли за другой, заранее заготовленный, верно?

— Э… да, я приняла его за памятку с кое-какими заметками, которые предварительно набросала, чтоб не растеряться в ответственный момент.

— О каких заметках идет речь?

— О вопросах, которые мне могли задать.

— Ответы на данные вопросы тоже были загодя написаны?

— Конечно, какая же польза от вопросов без ответов?

— Вам задали вопросы, еще до начала процесса зафиксированные на бумаге, оказавшейся у вас?

— По крайней мере, некоторые из них.

— Вы ответили так, как было написано?

— Нет, я не думала, то есть я уверена, что нет, ибо…

— Вот как? Вы даже не думали? В самом деле, зачем думать, если кто-то другой уже постарался за вас. — Сэр Гектор Трамплер обвел присяжных суровым взглядом и грозно добавил: — Признавайтесь суду, кто заблаговременно составил вопросы и ваши ответы на них?

— Мой племянник Уолтер Хорнби. Он просто хотел помочь мне, чтобы…

— Нас сейчас не интересуют его цели. Ответьте, кто конкретно проинструктировал его написать вопросы и ответы?

— Никто. Это полностью инициатива Уолтера; видя, как я переживаю, мой племянник позаботился обо мне, но доктор Джервис забрал у меня ту бумагу и посоветовал полагаться только на свою память.

Столь неожиданный ответ застиг сэра Гектора врасплох, и он с раздраженным видом уселся на место.

— А где та бумага, на которой записаны вопросы и ответы? — спросил судья.

Предвосхищая этот момент, я заранее отдал ее Торндайку и по выразительному взгляду, который он адресовал мне, понял, что от моего коллеги не укрылось ничто, в том числе своеобразие почерка Уолтера Хорнби. Похоже, в деле намечался кардинальный перелом, поскольку Торндайк передал мне записку, развернув которую, я прочел: «X = У. Х.»

Энсти протянул судье листок с вопросами и ответами, а я посмотрел на Уолтера и заметил, что он густо покраснел, хотя изо всех сил старался казаться спокойным и беспечным. Взгляд, который он метнул на свою тетушку, наверное, убил бы ее, будь такое возможно.

— Это та самая бумага? — уточнил судья, передавая свидетельнице помятый листок.

— Да, ваша честь, — дрожащим голосом пролепетала миссис Хорнби, после чего лист возвратили судье, и тот стал читать его, попутно что-то выискивая в своих заметках.

— Данный документ будет приобщен к делу, — строго объявил судья, приподнимаясь с места. — Перед нами явная попытка составителя повлиять на свидетельницу в своих интересах. Продолжайте, мистер Энсти.

Миссис Хорнби наконец отпустили; еле передвигая ноги от усталости и дрожа от перенесенных испытаний, она пересекла зал и с тяжелыми вздохами уселась на скамью, в то время как пристав провозгласил:

— Джон Ивлин Торндайк!

— Господи! — воскликнула Джульет, театрально стискивая руки.