У моей супруженницы Тамарки на Амуре сеструха живет, муж ее рыбачит, она вкалывает на рыбозаводе. Писать ей не стану – поезжай с девкой, передашь привет от Ивана Засядько. Пристроят на работу, помогут. Там вас ни один босс не достанет…
– А почему сам не едешь? – подозрительно спросил Валерка. – Тебя ведь собираются замочить…
Поршень задумался, На самом деле, почему, что держит его в Москве? Вопросительно поглядел на отставника. Дескать, что ответить, как об"яснить?
Пришлось Федорову вмешаться.
– Через месячишко мы тоже прилетим к вам… Слишком горячо сейчас в столице, утром проснешься и не знаешь доживешь ли до вечера… Так что, не сомневайся, бери Вику и лети к ивановой сеструхе. Готовь там место для нас…
Говорил, убеждал, а в голове крутились опасливые мысли. Черт его знает, на самом деле Свистун решил завязать или играет заранее заготовленную хитрую роль? Иногда «раскаявшийся» предатель намного опасней «действующего». Лучше не называть срока появления на Дальнем Востоке, ограничиться легким намеком.
На самом деле, Федоров твердо решил покинуть Москву. Вместе с Поршнем. Чем скорей, тем лучше. Ибо они оба находятся на «ничейной» земле, между преследующими их бандитами и насторожившимися сыскарями. Потом, после того, как он обживется на новом месте, вызвать к себе Оленьку с детьми и семью Савчуков.
Обмякший парень жадно ловил каждое слово, благодарно улыбался. В прихожей Вика тихо радовалась и вытирала слезы. Усач сосредоточенно сморкался в чистый носовой платок. Поршень разглядывал икону в богатом окладе…
Глава 14
На третий день после переезда на Украину к детям Машенька заволновалась. В спешке она оставила в Москве многие необходимые вещи, отсутствие которых ежеминутно ощущалось. То мужнее осеннее белье, то свое шерстяное платье, то детские игрушки. Особенно тосковала по забытым украшениям, скрашивающим жизнь любой женщины.
– Ты не собираешься с"ездить в Москву? – однажды спросила она мужа. – Скорей всего, опасность, о которой так красочно говорил Михаил, уже исчезла, не станут же бандиты устраивать засады для поимки обычного пенсионера? Небось, подежурили сутки, выматерились да подались по более прибыльным делам.
Савчук может быть и согласился бы, но в памяти прочно засели предупреждения друга. Поэтому отнекивался, переводил серьезный разговор в шутку. Супруга не отставала, давила на сознание, переходя от слезливых упреков к настойчивым требованиям.
Ощущение грозящей опасности постепенно сглаживалось, теряло остроту. Кроме того, Ефим не взял из дому пенсионное удостоверение, не попросил учреждение сбербанка переводить пенсию по новому месту жительства. Пенсия – единственный источник дохода, не сидеть же с женой и детьми на шее родителей?
– Так и быть, с"езжу. Авось, обойдется.
И поехал.
На всякий случай позаимствовал у школьного дружка, работающего костюмером в местном театре, бородку с усиками и лохматый парик, натянул отцовский поношенный плащ. Короче, превратился в некую помесь заядлого рыболова и обнищавшего профессора. Второй дружок, гравер, «сочинил» фальшивый паспорт, вклеив туда новое изображение владельца.
Украинские пограничники и таможенники не стали копаться в документах и скудном багаже пассажира, их больше интересовали в"езжающие в страну «иностранцы» нежели выезжающие хохлы. Для вида понюхали паспорт, бегло оглядели его хозяина. Потребовали пред"явить для досмотра багаж, но когда Савчук выставил потертый, отживший свой век чемодан, только посмеялись и махнули рукой. Езжай, мол, миляга, куда нацелился, можешь вовсе не возвращаться, продолжить нищенское свое существование у кацапов.
В Москве, на Киевском вокзале тоже особо не придирались – оглядели с ног до головы и, зевая, отвернулись. |