Сыщик забрасывал друга вопросами. Федоров старался либо отмалчиваться, либо отвечать короткими фразами. Да, нет, может быть.
Два оперативника блокировали друзей: один шел впереди, оживленно болтая со спутницей, тоже – офицером уголовного розыска, второй – сзади, заботливо поддерживал под локоток старого пенсионера, что то нашептывая ему в оглохшее ухо. Оба не сводили взглядов со спутника Клименко. Черт его знает, этого незнакомца, что таится в глубине его сознания? Ударит ножом москвича – начальство до инфаркта доведет допросами и обвинениями.
Наконец, нашлась свободная скамейка, втиснутая в густые, давно не стриженные кусты. Оперативники, соответственно, заняли соседние лавочки.
– Странно ведешь себя, дружище, – раздосадованно поморщился Клименко. – Вместо радости от свидания со старым приятелем – какая то замкнутость, даже – неприязнь. Или у тебя неприятности, или…
– А у кого в наше время – одни «приятности»? Тем более, у пенсионеров. Скажи, Васька, ты появился в Клину случайно или… преднамеренно? Если случайно – поговорим, если по заданию – будь здрав!
Непонятное ожесточение охватило Михаила. Скулы заострились, глаза прищурены, говорит жестко, будто сплевывает. Слишком много бед свалилось на отставника, одна Красуля чего стоит! А тут еще нежданное появление бывшего «гарнизонного сыщика». Милиция при желании отыщет несуществующую вину, посадит в СИЗО, там доказывай, что ты не верблюд…
Клименко заложил руки за голову, потянулся.
– Говорят, старая дружба не ржавеет. Зря говорят. Не только ржавеет, но и покрывается дырами язвами. Вместо того, чтобы сесть за стол, выпить по стопешнику, вспомнить молодые годы, ты пялишь на меня злобные глазища… Ладно, Мишка, дело твое. Захотел откровенного разговора – держись.
Помолчал, будто нащупывая в темноте первую ступеньку лестницы, ведущую в душу Федорова. В голову ничего путного не приходило, остается единственный вариант – откровенный разговор.
– Да, я приехал в Клин по заданию. Да, наша встреча – не случайность, она заранее спланирована и утверждена моим начальником… А вот цель иная, нежели ты думаешь. Никто не собирается тебя вязать, сажать в камеру, допрашивать…
– Тогда к чему все твои хитрые подходы…
– Повзрослеешь – поймешь. А теперь слушай внимательно, мотай на ус. Мы решили тебе помочь. Удивляешься? – покачал сыщик головой. – Ну, ну, удивляйся, придурок, изображай обиду. Нам все известно: и твоя деятельность в роли совладельца ремонтно строительной фирмы, которую бандиты используют в своих целях, и фактически развал семьи, и сексуальная связь с преступницей.
– Предположим, правда. Разве это подсудно? Не существует статьи… Впрочем, кажется, догадываюсь… Вербовка, да? Или как еще у вас называется эта грязная процедура?
Пришел черед смутиться сыщику. Но ненадолго – он быстро оправился. Засмеялся.
– Слишком возносишь себя, подполковник. Вербуют тех, кто может принести пользу сыску, а ты кто? Любовник бандитки, ее доверенное лицо? Для нас – мелко и несущественно.
Знал Василий в какую точку ударить, чем больней зацепить гордый характер отставника. Еще в гарнизоне Кедровый заметил – Мишка слишком болезненно воспринимает малейшее унижение.
– Говоришь, мелочь, несущественно? Как для кого. Красуля от меня ничего не скрывала… Ты вот будто штампом прихлопнул: бандитка, преступница. А это такая женщина – ты представить себе не можешь. Жестокая и добрая, подозрительная и доверчивая. В любви раскрывается на подобии сбрызнутой утренней росой розы…
Проговорил и вопросительно поглядел на Клименко. Понял ли тот сказанное или не расслышал?
– Договаривай, дружище, не останавливайся. |