– Ладно, а вот так?

– Так вроде похоже.

– Теперь давайте удлиним нос.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем расстроенный муж выпалил:

– Она! Вылитая она!

– Точно? Ну что ж, тогда развесим везде плакаты. Мы свое дело знаем.

Обеспокоенный муж взял у художника лист бумаги и невероятно долго смотрел на портрет. Причем смотрел так, будто не видел эту женщину уже очень, очень давно.

– Вылитая она, – задумчиво повторил Римо.

– Что ж, значит, разошлем.

Тони уже хотел было встать, но посетитель, не отрывая глаз от бумаги, рассеянно протянул руку к правому колену художника. Де Вито почувствовал себя так, словно его стиснули тисками и вновь усадили на твердый деревянный стул.

– Эй!

Парень вдруг железной рукой схватил его за горло. Не отрывая глаз от рисунка, проситель встал.

В глазах художника все потемнело, а когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем стуле, а дежурный сержант плещет водой ему в лицо.

– Что случилось?

– И ты еще спрашиваешь? – взорвался сержант Тримэйн. – Это ты должен мне сказать, что произошло!

– Я сделал рисунок для этого парня, Лолобриджиды, а он вдруг начал чудить. – Пострадавший огляделся по сторонам. – А где он?

– Он? Он отсюда не выходил!

И тут оба обратили внимание на открытое окно. Холодный ветер, казалось, вот вот разметает бумаги по столу Тони.

– Очень странный тип! И зачем ему это – сначала заставлять нас рисовать его пропавшую жену, а потом убегать с рисунком? – недоумевал Де Вито.

– Да псих он! – рявкнул Тримэйн. – Я сразу понял, что он чокнутый, стоило ему здесь появиться.

– Мне он показался совершенно нормальным.

Тримэйн захлопнул окно.

– На улице наверняка градусов сорок,  а он разгуливает в какой то дурацкой майке. Говорю же – чокнутый. Я их за три мили чую.

– Почему же ты меня не предупредил?

Трой Тримэйн пожал плечами.

– Ну, он имел право обратиться, а я могу и ошибаться в людях. Но только не в случае с психами.

– Что будем делать?

– Что до меня, то я ровным счетом ничего не буду делать. А ты давай рисуй. Надо повесить портрет этого долбанутого на стенке в дежурке, чтобы ребята знали.

Глава 8

Доктор Элдас Герлинг нервничал. Очень нервничал. Как заведующий психиатрическим отделением Фолкрофтской лечебницы он был хорошим специалистом по неврозам, психозам и всем остальным формам душевного расстройства, известным современному человечеству.

И тем не менее Герлинг не понимал, что происходит.

Все дело было в барабанном бое. Его слышали и раньше. Но, к несчастью, все, кто слышал эти звуки, считались пациентами психиатрического отделения. Правда, первым из числа здоровых о барабанном бое сообщил один из санитаров.

Доктор Герлинг посчитал это заявление чистейшим примером звуковых галлюцинаций. Однако персонал больницы стал прислушиваться, и вскоре уже многие подтверждали слова санитара. Конечно, нет ничего странного в том, что кто то слышит звуки барабана. Обыкновенная игра воображения и ничего больше.

Но тут доктор Герлинг услышал ЭТО сам. Отчетливый барабанный бой, ровный и размеренный. И как ни странно, знакомый. Герлинг устремился к тому месту, откуда исходил звук, но источник барабанного боя все удалялся и удалялся. Каждый раз он, казалось, находился за ближайшим углом.

Наконец доктор Герлинг сделал последний поворот и решил, что наконец загнал надоедливый гул в угол – в кладовую, откуда не было другого выхода.

Доктор открыл дверь, и звук резко оборвался. И все же в помещении кладовой не нашлось ничего, что могло бы вызывать подобное явление.