Изменить размер шрифта - +
Человек исчезает в дверях скобяной лавки, наверно, звонит в
полицию штата. Ведет себя так, словно о чем-то догадывается, но с чего бы?
Кролику не терпится нырнуть в  машину  и  уехать.  Чтобы  успокоиться,  он
пересчитывает оставшиеся в бумажнике деньги. Семьдесят три.  Сегодня  была
получка. Прикосновение к  такому  большому  количеству  хрустящих  бумажек
успокаивает  нервы.  Выключив  свет  в  лавке,   фермер   возвращается   с
десятицентовиком, но без карты. Гарри протягивает  руку,  человек  толстым
большим пальцем заталкивает ему в ладонь десятицентовик и говорит:
   - Перерыл все, но, кроме дорожной карты штата Нью-Йорк, ничего нет. Ты,
случайно, туда не собираешься?
   - Нет, - отвечает Кролик, направляясь к автомобилю.  Сквозь  волосы  на
затылке он чувствует, что человек идет за ним. Он  садится  в  автомобиль,
хлопает дверцей, и фермер уже тут как тут, его дряблая физиономия торчит в
открытом  окне.  Он  наклоняется  и  норовит  просунуть   голову   внутрь.
Потрескавшиеся  тонкие  губы  глубокомысленно  шевелятся;  на  них   шрам,
поднимающийся к носу. Он в очках - ученый.
   - Знаешь что, единственный способ куда-нибудь  приехать  -  это  сперва
разобраться, куда едешь.
   Кролика обдает запахом виски.
   - Не думаю, - ровным голосом отвечает он.
   Губы,  очки,  черные  волоски,  торчащие  из  ноздрей,  имеющих   форму
слезинки,  не  выказывают  ни  малейшего  удивления.  Кролик  отъезжает  и
направляется вперед. От каждого, кто  указывает  тебе,  что  надо  делать,
воняет виски.
   Он едет в Ланкастер. Приятное ощущение  легкости  начисто  улетучилось.
Оттого что этот слабоумный ни черта ни о чем не знал, вся округа приобрела
зловещий   вид.   За   Черчтауном   он   обгоняет   в   темноте    повозку
меннонитов-амишей; перед глазами  в  допотопном  экипаже  на  конной  тяге
мелькает бородатый мужчина и женщина в черном.  Оба  смотрят  злобно,  как
дьяволы. Борода торчит из повозки, как  волоски  из  ноздри.  Он  пытается
думать о праведной жизни этих людей, о том, как они сторонятся  всей  этой
показухи, этого витаминного рэкета двадцатого века, но все равно для  него
они остаются дьяволами; рискуя быть раздавленными, они плетутся по дорогам
с одним-единственным тусклым  красным  отражателем  позади,  полные  лютой
ненависти к Кролику и  ему  подобным  с  их  огромными  пушистыми  задними
фонарями. Что они о себе воображают? Он не может выбросить их из головы. В
зеркале заднего вида они так и не появились.  Он  проехал,  и  от  них  не
осталось и следа. Всего лишь мимолетный взгляд вбок  -  широкоскулое  лицо
женщины, словно треугольник из дыма в квадратной тени.  Высокий,  подбитый
волосом гроб тарахтит по дороге под топот копыт  полудохлой  клячи.  Амиши
ведь до смерти загоняют рабочую скотину. Фанатики. Совокупляются со своими
женщинами стоя, в полях, одетыми, попросту задернут черную юбку, а под ней
ничего. Никаких штанов.
Быстрый переход