Левой рукой он опирался на посох, на верхушке которого болтался небольшой березовый туесок, пальцы правой постукивали камушками, собранными на тонкий ремешок подобно четкам. Облачен он был в толстую шерстяную накидку крупной вязки. Будь она надета на голое тело - ее можно было бы назвать власяницей, но на горле и в рукавах у Радши поблескивал тонкий шелк дорогой исподней рубахи.
- Зря, не зря, - склонив голову набок, пробормотал старик, - однако же сторожка не повредит… Откель бредешь, чего ищешь, мил человек?
- Олегом меня мать нарекла. Из Новгорода я, Радша, - потер тряпицу на запястье ведун. Примотанный к коже серебряный крест стремительно нагревался, показывая скрытую в старике немалую магическую силу. Похоже, мужики позвали взглянуть на странного гостя местного волхва. - Мир захотел посмотреть, себя показать. Вот и скитаюсь по свету. Где помочь кому надобно, помогаю. Где мне тяжело приходится - серебром за добро плачу.
- Не боишься серебро-то в руки брать? - крякнул волхв.
- Да вы что, за нежить болотную меня принимаете? - не выдержал Олег, дотянулся до косухи, дернул из кармана серебряный кистень, вытянул руку, сжимая его в кулаке: - А это тебе как?
- Сам вижу, не нежить, - спокойно ответил Радша и провел ладонью над туеском. Из множества щелей повалил сизый дым. Старик вытянул посох, окуривая гостя со всех сторон.
- Что у тебя там за отрава… - закашлялся Олег.
- Токмо полынь, да можжевельник, да слово Велесово, - покачал головой старик. - Не терпят их духи подлые да твари, Чернобогом придуманные. Вижу, заловил ты, мил человек, марьянок водяных, что в грудь забираются да душат смертного кого до муки, а кого и до смерти… Али еще какая ломота к тебе прицепилася.
Волхв отступил, дунул на туесок, и дымление тут же остановилось.
- Нельзя тебе, гость наш, с людьми ныне в одном доме жить. Марьянки, твари подлые, с человека на человека быстро бегают. Севар, твой двор?
- Мой, Радша, - выступил вперед один из мужиков. Как раз тот, что входил за Премыслом, в рубахе с мокрыми рукавами и короткой всклокоченной бородой.
- Баню свою истопи, в нее гостя покамест поселишь. Пока марьянок не изведем, со двора не выпускай. Завтра приду, посмотрю, каков будет.
- Так ведь вечер скоро, волхв!
- Сам вижу. Свечу жировую принесу отговоренную. Не сунется нынче нежить в баню, не боись.
- И-эх, - крякнул мужик и двинулся к дому. Хозяйка побежала следом, что-то тихо приговаривая.
Прочие деревенские наоборот, подступили ближе, с видимым изумлением рассматривая подвешенный на стальной тросик двухсотграммовый серебряный груз с множеством острых граней.
- Никак, всю казну свою в кистень перелил? - поинтересовался Премысл.
- Жизнь дороже… - отвернув голову, опять закашлялся ведун. - Коли нечисть на пути встретится, так саблей от нее особо не отмахнешься. А вот кистень из священного металла в самый раз приходится. Зачастую лишь покажешь - болотник али водяной враз в омут свой прячутся.
- И часто встречался? - поинтересовались из толпы.
- Приходилось, - кивнул Середин и, пользуясь случаем, перешел к рекламе: - Я ведь, большей частью, тем на жизнь и промышляю. Где рохлю из дома сведу, где волкодлака в лесу поймаю, где мавку или криксу изведу. Глядишь, селяне и на стол накроют, и в дорогу припасов соберут, а где и серебра отсыплют, коли тварь опасной окажется. |