-  Убежал, сказываешь? А может, она тебя как раз и принесла?

    -  Я что, бревно, что ли, чтобы меня по воде приносило? - Местные нападать явно не торопились, а потому Середин руку с сабли пока убрал.

    -  Тогда скажи, мил человек, откуда ты мог приехать по Олыму-то? Вестимо, селений на нем окрест нет ни единого. И не стояло никогда!

    -  Как это не стояло?! - возмутился Середин. - А Кшень? А Сурава? Я с Суравы как раз и еду. Зима меня там застала, задержался.

    -  С Суравой ты промахнулся, чужеземец, - засмеялся бородач. - Гости мы там редкие, но бываем. И они нас навещают по-родственному. У меня там свояков двое. У Сбыслава, вон, сестра замужем. Тебе ведомо хоть, кто там за старосту считается?

    -  Зимой Захар был, - пожал плечами Олег. - А кто ранее, и впрямь не знаю.

    -  И вправду Захар, - удивился мужик. - Он ведь свояк мой, не сказывал? Промыслом меня кличут.

    -  Постой… - опустив вилы, подошел ближе рыжий со сломанным носом. - А Людмилы моей ты там не видел? Белян у нее еще в мужьях…

    -  Видел, - кивнул Середин. - Живет. Красивая. Детей трое, все здоровы пять дней назад были. Одинец с кузней управляется, так что не голодают, кормилец есть.

    -  Отчего Одинец? - насторожился Сбыслав. - А Белян где?

    -  Утонул он, - развел руками Олег. - Год назад еще. - Подробнее про свои отношения с Людмилой и о причине смерти ее мужа он распространяться не хотел.

    -  А в Селезнях ты не бывал? - подступили мужики слева. - Чернава там наша замужем. Одна с таким именем. О прошлом годе трое детей у нее росло.

    -  Нет больше Селезней. Половцы прошлым летом сожгли. За то мы зимой в отместку их кочевье разорили дочиста. Видите, юрта на возках? Это как раз моя доля в добыче. В Кшене ее продать некому, мы ведь их больше десятка захватили. Вот в Рязань и везу. Да как-то забыл про половодье, прямо во сне меня прихватило.

    -  Это что! - отозвались слева. - Три года тому наших аж пятеро с лошадьми и дровами на черном холме водой отрезало. Два дня сидели, пока жены лодки догадались пригнать.

    -  Ужели с Селезней никто не уцелел? - пытались перебить рассказчиков мужики. - Может, ты видел ее? Родинка у нее еще здесь, над бровью…

    -  А назад ты поедешь, мил человек? - одновременно с ними спрашивал Сбыслав. - Может, гостинец передашь?

    Отчуждение пропало, будто и не бывало никогда. Чернавчане обступили гостя, оживленно расспрашивая его про каких-то родственников и знакомцев, что-то рассказывали, вспоминали. Ответить сразу всем ведун не мог - но мужики вели себя так, словно он с каждым разговаривает, и каждого слушает, понимает. Между тем, едва напряжение спало, Олег снова почувствовал озноб и думал сейчас только об одном: о жарко натопленной парилке с широким полком. Нынешняя сумасшедшая спешка даром не прошла - после бессонной-то ночи, да в мокрой одежде, да потом еще несколько часов по колено в воде, и всё на голодный желудок… Тут уже просто горячим сбитнем не обойдешься. Прогреваться надобно на совесть, снаружи и изнутри.

    -  Извини, зря побеспокоили, Радша. Свой он оказался, с Суравы заявился…

    Во двор, прихрамывая, вошел сгорбленный старик с совершенно голой головой - даже бровей и ресниц не росло. Левой рукой он опирался на посох, на верхушке которого болтался небольшой березовый туесок, пальцы правой постукивали камушками, собранными на тонкий ремешок подобно четкам.