Они вышли из отеля и немного погуляли по Земному сектору, заглянули перекусить в кафе земного типа возле космопорта, где Элори съела свой традиционный чудовищный обед (что напомнило Кервину о том, к какому физическому истощению приводит телепатическая работа). Чисто для проформы он показал ей главные достопримечательности Земного сектора; но ни ее, ни его это сейчас как‑то не слишком волновало.

Джефф обнаружил, что не может сейчас думать ни о чем, кроме Арилинна. Что будет означать для Даркоувера срыв договоренности с Пандаркованским Синдикатом? А для комъинов? Все изыскательские работы были завершены: оставалось самое главное – невероятно, чудовищно сложная задача – поднять руды на поверхность планеты. И Кервин чувствовал, что Элори думает о том же.

– Есть же несколько матричных механиков, которые могли бы… – как‑то раз пробормотала она. А другой раз обронила рассеянно, словно случайно: – В конце концов, все матричные структуры и молекулярные модели собраны и настроены. Может, им и удастся справиться. Но, – после некоторой паузы добавила она, – без Хранительницы…

Джефф привлек жену к себе.

– Жалеешь? – прошептал он.

– Ничего подобного. – Она, не моргнув, выдержала его взгляд. – Только… жаль, что все сложилось именно так.

Он погубил их . Он пришел в мир, который любил – и загубил последний шанс этого мира остаться таким, какой он есть.

Но когда Элори взяла матрицу в ладони, Джефф уже не ощущал прежней уверенности. Ему вспомнилась женщина – матричный механик, пытавшаяся прочесть его память; и заплатившая за это жизнью.

– Элори, если это опасно… Черт с ним, обойдусь как‑нибудь и без этих четырех лет.

– Мне это не опасно, – она сомкнула ладони над матрицей, и плавающие в кристалле огоньки замерцали ярче. Элори сосредоточенно уставилась в матрицу; светлые волосы ее окаймляли щеки двумя легкими волнами. Потом она подняла глаза на Джеффа.

Он чувствовал себя как на иголках. Прорыв через телепатический блок или барьер – это, как он помнил по первым дням среди комъинов, малоприятное дело.

Свет в кристалле разгорался ярче и ярче, окутывая склоненное лицо Элори золотистым ореолом; Кервин сощурился – таким ослепительным стало свечение – но не в силах был оторвать взгляда от завораживающего чередования пятен света и тьмы. И вдруг каждое пятнышко встало на свое место, словно фрагменты головоломки, и перед глазами у Джеффа возникла четкая, словно отпечатанная, картинка, вид комнаты…

Двое мужчин и две женщины, все одетые по‑дарковански, сидели вокруг стола; одна из женщин, очень хрупкая, очень светлокожая, склонялась над матричным кристаллом… Эту сцену он уже видел!

Он оцепенел; предчувствие чего‑то чудовищного ледяной лапой сдавило ему сердце. Что‑то… Что‑то… Вот поворачивается на петлях дверь…

Он услышал собственный крик – хриплый, пронзительный и жуткий, крик до смерти напуганного ребенка, исторгаемый глоткой взрослого мужчины – и мгновение спустя мир растворился в бешено крутящейся черноте.

Оказывается, он вскочил и стоял, раскачиваясь, стиснув ладонями виски; Элори, очень бледная, глядела на него снизу вверх. Забытый кристалл валялся у нее на коленях.

– Зандру Всемогущий! – прошептала она. – Джефф, что ты там увидел? Я и не представляла, что бывает такое… такой шок. – Она глубоко вздохнула. – Теперь я понимаю, почему умерла та женщина, в Старом городе… – Элори зашатало, повело назад, и она прислонилась к стенке. Джефф дернулся поддержать ее, но она, не замечая, продолжала: – Я даже не эмпат, но то, что ты когда‑то видел, то, от чего онемел – что бы это ни было, но бедная женщина получила на полную катушку.