– Как выглядел мой отец? – поинтересовался он.

– Это было так давно… – нахмурился Бэррон. – Мне‑то запомнилось, потому что выглядел он… жутковато. Явно после какой‑то драки, со сломанным носом; и одет по‑дарковански – но с регистрационной карточкой Гражданской Службы космопорта. Мы пытались расспрашивать вас о матери – но вы не умели говорить.

– В четыре‑то года? – изумленно выдохнул Кервин.

– Вы не говорили ни слова месяцев шесть; долгое время мы вообще принимали вас за недоразвитого, – честно признался Бэррон. – Вот почему я вас так хорошо запомнил. Вы не понимали ни терра‑стандарта, ни по‑дарковански, ни одного из языков, что знали нянечки – и не говорили ни слова на каком‑либо другом.

Похоже, старый учитель разговорился; Джефф решил не прерывать его.

– Кервин заполнил все бумаги, чтобы вас приняли в приют, и ушел, и больше мы его не видели, – рассказывал Бэррон. – Мы задали ему несколько вопросов… Насколько я помню, вы не очень‑то были похожи на своего отца. Скорее вы напоминали даркованского ребенка – только у вас были рыжие волосы, а рыжих даркован не бывает. Мне это запомнилось еще потому, что на той же неделе к нам поступил другой маленький рыжий.

– Его, случайно, не Остером звали? – вскинулся Кервин, хватаясь за соломинку.

– Не помню, – нахмурился Бэррон. – Он был у нас всего пару лет, и это очень странная история. Его похитили… Не обращайте внимания на стариковскую болтовню, к вам та история не имеет ни малейшего отношения; хотя… почему вы спросили имя?

– Потому что, – медленно проговорил Кервин, – по‑моему, я его знаю.

– В регистратуре должны были остаться какие‑то записи. Давайте я погляжу, – предложил Бэррон.

– Спасибо, не стоит, – произнес Джефф.

Какая теперь разница? А как, кстати, вообще Остер оказался в Приюте? Кеннардовская странная история – вряд ли здесь могут что‑то о ней знать. И еще менее вероятно, что ребенок был зарегистрирован как Остер Райднау. Каким‑то образом комъины сумели заполучить назад этого малыша, сына комъинов‑предателей, бежавших вместе с Клейндори и ее хахалем‑землянином… Какая разница, как это было? Остер воспитывался среди комъинов и унаследовал все их способности. А Кервин, воспитывавшийся на Земле, был ими принят и предал их.

Нет, об этом он и думать не станет. Джефф поблагодарил Бэррона, покорно совершил экскурсию в новое крыло, побеседовал с кем‑то из учителей, выразил восхищение местными успехами и в конце концов отбыл – исполненный беспокойства и новых вопросов.

Клейндори умерла. Но почему Джефф Кервин‑старший – «жутковато выглядевший», со сломанным носом – отдал сына в Приют Астронавта? И куда он потом делся?

Почему Джефф Кервин‑младший в четыре года не умел говорить и молчал еще целых шесть месяцев?

Почему он не помнит…

Ничего, кроме загадочных полустертых образов: стены, арочные своды, двери, гордо вышагивающий по длинному коридору замка мужчина в плаще… женщина… пронзительный детский крик…

Кервина затрясло, и он постарался об этом не думать. По крайней мере, хоть малость из того, что хотел знать, он выяснил.

А теперь его ждала Элори.

Когда он вернулся в отель, она спала, рухнув в изнеможении поперек кровати, и под длинными ресницами ее залегли глубокие тени – но при скрипе двери она встрепенулась.

– Джефф, я держалась, сколько смогла, – быстро проговорила она.

– Все в порядке, – поспешил успокоить он жену.

– Что ты узнал?

Кервин замялся.