– Да, конечно – если вы поступили под другим именем.

– Да нет же, черт побери! – взорвался он. – Всю дорогу меня так и звали – Кервин!  В каком‑то из классов тут, наверху, меня учили, как пишется мое имя.

– Прошу прощения, но никого по имени Кервин в наших списках не значится, – холодно повторила дама. – Но если вы так настаиваете… – Она кивнула на каморку с компьютером. – Можете сами убедиться.

Она сняла с него отпечаток большого пальца; сунула карточку в гнездо. Машина обратила к Кервину свой безмолвный железный лик – сканируя карту, роясь в базе данных. Отпечатки пальцев не меняются; где‑то в недрах этого железного ящика должна найтись запись, что был тут некогда такой Джефф Кервин, которого одноклассники звали Талло , по‑дарковански «Рыжий».

Скорости IBM измеряются миллисекундами; ни щелканья, ни гуденья – того, что простые смертные обычно связывают с большими машинами – ничего этого на самом деле нет. Сверхъестественно быстро наружу выскочила карточка. Кервин перегнулся через стол и подхватил ее прежде, чем его опередит дама из приемной – но вот он перевернул карточку, и железная уверенность в том, что дама лжет, куда‑то испарилась, и холодный ужас парализовал все его существо. Вердикт безличного печатающего устройства гласил: «В списках не значился».

Дама извлекла карточку из его безвольно ослабевших пальцев.

– Не станете же вы обвинять во лжи машину, – холодно произнесла она. – Теперь, пожалуйста, я попросила бы вас удалиться. – Тон ее лучше всяких слов давал понять, что если Кервин не удалится сам, ему помогут.

Онемевшими пальцами Кервин вцепился в угол стола. Ему казалось, он снова в открытом космосе – беспощадно холодном, головокружительно пустом.

– С ума я, что ли, сошел? – побелевшими губами выдавил он. – А на Даркоувере не может быть еще одного Приюта Астронавта?

Дама смерила его долгим взглядом, и, в конце концов, раздражение сменилось даже чем‑то похожим на сочувствие.

– Нет, мистер Кервин, не может. Почему бы вам не обратиться в Миссию, на восьмой этаж? Если что‑то не так – это скорее по их части.

Кервин судорожно сглотнул и вышел. Восьмой этаж, Отделение неврологии и психиатрии.

Она думает, что я сумасшедший.

А что если?..

С трудом передвигая одеревеневшие ноги, он спустился по лестнице и вышел на улицу, на прохладный воздух. Они все врут, все врут…

Нет. Это образ мыслей параноика; они – таинственные и неуловимые они  – его обманывают.

«Но черт побери, – думал Кервин, пытаясь хоть как‑то снова уцепиться за реальность, – черт побери, я же тут жил; вон окно моей бывшей спальни».

Его так и подмывало подняться наверх и проверить, остались ли на спинке кровати из таллатового дерева вырезанные когда‑то им инициалы – ДЭК. Нет, лучше не стоит. С его везением, он наверняка нарвется на толпу детей; припаяют, чего доброго, попытку растления малолетних, если не что похуже. Он только обернулся и бросил прощальный взгляд на белые стены, за которыми прошло его детство… Ой ли?

Кервин стиснул виски, пытаясь напрячь память, но всплывали какие‑то одни обрывки: темный пустой зал, небо, человек в плаще с капюшоном надменно меряет шагами коридор, пламенеют на солнце рыжие волосы… А вот уже приют, вот Кервин уже играет, учится, ест и спит среди других детей в синих штанишках и белых рубашечках. Когда ему было девять, он по уши втюрился в одну нянечку, молоденькую стройную даркованку… Как ее звали? Марука. Она бесшумно ступала, словно плыла по коридорам в шлепанцах на мягкой подошве, и просторный белый халат переливался в тускловатом свете, а голос звучал негромко и нежно.